Свидание - Владимир Михайлович Андреев

сказала Татьяна с любезной улыбкой и потянулась в шкаф за бутылкой. — Зоечка, подай, пожалуйста, стакан.

— А у вас здесь уютно, — улыбнулся поэт. — Так сказать, рабочий уголок?

— Пожалуйста, пейте, — сказала Татьяна.

— Спасибо. Прекрасное, замечательное обслуживание.

— Об этом вы можете написать. — Татьяна обворожительно улыбнулась. — В книге предложений и замечаний в аэропорту.

— Я обязательно напишу, напишу, — проговорил он со значением и опять посмотрел на Зою. Зоя слегка покраснела под упорным взглядом маленьких серых глаз и отвернулась.

Через пять минут поэт сидел на своем месте в кресле, а в кухонном отсеке слышался смех.

— Ну, я же угадала, ты слышишь, — говорила Татьяна сквозь смех.

Пробив облака, самолет шел в сплошной синеве. Сверкало на солнце рафинадным блеском крыло, сверкала тускло внизу земля, по которой непрерывно ползали какие-то серые тени.

Там, на земле, Зою ждал Борис.

Белые облака, одно над самой землей, другое чуть выше, третье еще выше — целая цепь облаков, и Зоя ступает по ним, и счастье и предчувствие чего-то еще так захватили ее, что она забыла об окружающем.

Она вышла в салон и по-хозяйски оглядела пассажиров. Черноволосая девушка с припухшими глазами и отвислой губой, не стесняясь соседей, подкрашивала ресницы. Куда и зачем едет эта накрашенная обезьянка, чем набит ее модный портфель? Ответить на эти вопросы было невозможно, да и нельзя сказать, чтобы Зойку это особенно занимало. Она прошла в кабину пилотов, на секунду прищурив глаза от строгого блеска приборов, кнопок, стрелок и рычагов.

— Скоро подлетаем? — спросила она.

— Скоро, скоро, — ответил второй пилот, продолжая смотреть на приборы.

— Вам чего-нибудь принести — воды, бутербродов?

— Спасибо, Зоечка. Как в салонах?

— В салонах нормально.

— Где Татьяна? — спросил второй пилот, отрываясь от приборов, и подмигнул Зое: — Скоро посадка.

Скоро посадка. В Москве ее ждет Борис…

…Самолет стоял на краю бетонного поля. Пассажиры медленно сходили по трапу, у нижней ступеньки которого стояла Зоя.

— Спасибо, девушка! — говорили футболисты. — Приходите на стадион.

— «Я помню чудное мгновенье», — продекламировал поэт и, задержавшись около Зои, грустно спросил: — Как же мне теперь быть?

— Багаж получите в багажном отделении на первом этаже.

— Я не о том, — махнул рукой поэт и, подталкиваемый сзади пассажирами, зашагал, к аэровокзалу.

Помахивая изящным портфельчиком, поглядывая то туда, то сюда, с ленивым величием королевы спускалась по трапу чернявая девица.

На Зою она даже не взглянула.

А какой удивительный стоял день над гудящим полем аэродрома. Опаловая дымка на горизонте окрашена золотом, отблески этого золота плавали по серому бетону, причудливо отражаясь в колоннах аэропорта, в глазах второго пилота, спускавшегося по трапу.

— Порядок, Зоя, — сказал он.

Зоя кивнула головой.

Она приехала в Москву, когда солнце уже клонилось к закату. Ее пестрая кофточка была украшена маленьким бантиком, а волосы причесаны гладко и лежали тугим жгутом на спине. Волосы причесывала Татьяна, вдруг потерявшая интерес к поездкам в город.

Весь остаток дня Зоя провела с Борисом.

Синее августовское небо нависало над фонарями. По набережной проносились машины, но все реже и реже, и рядом с рекой город казался спокойнее, тише. И Москва-река, в отсветах огней катившая свои воды, казалась наряднее, нежели днем. Застывшими, покинутыми выглядели редкие пристани и баржи, только плавучий ресторан своей яркой палубой нахально не хотел признавать приход ночи.

Все-все: поблескивающая, изредка всплескивающаяся вода за бетонным парапетом, искрящийся брызгами след катера, шорох проносящихся мимо автомобилей и мягкая свежесть позднего вечера — все казалось Зое необычным и новым.

Они разговаривали вполголоса, а больше просто молчали.

В тот вечер, целуя Зою, Борис, охваченный мгновенным нежным порывом, сказал:

— Вернутся родители, и я открою им все. Мы будем вместе…

Желтые фонари качались и плавали в темной воде. И вдали над мостом, под самым небом, горела цепочка таких же огней.

Глава одиннадцатая

За завтраком Татьяна, пристально посмотрев на Зою, нашла, что у нее вид, будто с курорта. Зоя улыбнулась и пожала плечами.

— Ты знаешь, — сказала после небольшой паузы Татьяна.

— Что?

— Знаешь, Зойка, мой Сергей — замечательный парень!

— Открытие?

— Да, — Татьяна понизила голос. — Он, наверно, одержимый. Он у себя на заводе изобрел какую-то штуку, все там бились, и ничего. А он додумался.

— Поздравляю.

— Осенью мы поедем на юг.

— Еще поздравляю!

— Не улыбайся! Это тоже он сам додумался. Но я хочу ловить окуней.

— Проклятых окуней! Вот тебе раз!

— Зойка, на меня иногда находит.

— Я так и поняла.

— Я очень люблю молоко и речку.

— И стариков и старух.

— Да, и стариков и старух. Чего ты смеешься, Зойка!

— Я очень рада.

— Жду не дождусь, когда полетим. Хочется домой.

Зоя отодвинула пустую чашку в сторону:

— Побегу оформлять багаж.

— Да, конечно. Еще успеешь, не торопись.

— Нет, времени мало.

Накладные и цифры. Цифры на круглой шкале товарных весов, цифры в накладных, контейнеры, ворчливые грузчики и таинственный голос Татьяны — все это сливалось в одну общую вереницу красок и звуков, и среди всего этого она видела лицо Бориса, и фонари на набережной еще светили ей в глаза.

— Какая у нас сегодня Зоечка красивая! — сказал второй пилот, проходя мимо, и выразительно поиграл глазами.

— Действительно, — сказал подошедший механик. — Я подтверждаю.

— Вот, он подтверждает, — вздохнул второй пилот и сделал скорбное лицо. — Ах, Зоечка, скажите, отчего вы такая красивая?

— Да, Зоя, откройте нам ваш секрет.

Зоя улыбалась открыто и радостно. Никто, никто вокруг не знал о ее тайне. Никто, только она сама да вот разве небо и облака — свидетели ее свидания, и, может, поэтому так торжественно-великолепен их плавный ход за бортом.

В три часа дня Зойка была дома и пила чай с пирогами. Пироги — слабость Пелагеи Ивановны, и Зойка зажмурилась, на минуточку представив себе, как мать с вечера укутывала кастрюлю с тестом, как шепталась с Рябининой, вдруг хватаясь за голову, — положила мало дрожжей — не взойдет, — суетилась на кухне около дымившей духовки, а по коридору, соседним комнатам и даже по двору разносился запах подгоревшего теста, и все знали — у Садчиковых пироги.

— Дочка прилетает. Надо побаловать, — объясняла серьезно Пелагея Ивановна.

Зойка сидела за столом в ситцевом домашнем халатике, пила чай, ела пироги и смотрела на стену, где висел большой календарь: будние дни — черным, воскресные — красным цветом, а вверху — распластанные крылья голубого лайнера.

— Собиралась материал себе на пальто посмотреть? Удалось?

Нет, не хотелось Зое говорить сегодня о пальто. Она продолжала смотреть на календарь и о чем-то думала.

— У Щегловых с девчонкой беда — зубы растут поперек. Добились к врачу. С мировым именем, говорят, врач, только женщина. Показали.