Дневник - Генри Хопоу

моим меркам, пирожок с повидлом. — Не учишься чего ль? А родители где твои?

Я пожал плечами и убежал.

На следующее утро, к девяти часам, к магазину подошла не бабушка, а полицейский. Задал мне те же самые вопросы, на которые я и ответил так же, вот только убежать не вышло.

Уже в отделении полиции со мной разговаривало с десяток человек: какие-то инспектора, криминалисты, следователи, психологи. Все задавали одинаковые вопросы, главными из которых были: «Где ты живешь? Как тебя зовут? Где твои родители?»

Я пожимал плечам.

Думал, поселят в камеру к маргиналам, но в тот же день меня отвезли в детский дом.

В принципе, там было неплохо: тепло, сухо, обед по расписанию. В тот момент — не жизнь, а сказка. В той сказке я провел три ночи, а на четвертую сбежал, прихватив с собой немного провизии и теплых вещей по размеру.

За три дня я познакомился с многими ребятами, но подружиться так ни с кем и не смог. Чего греха таить, я до сих пор ни с кем не подружился. Вся дружба, что у меня была, осталась там — позади. К ней не вернуться, пока не изобретут машину времени, отматывающую реальность хотя бы на год. Опять этот гребаный ГОД! Черт бы его побрал!

Эх, пристрелите меня!

Извините, вам отказано!

В ту ночь, ночь побега из детского дома, была лютая стужа. Стрелка термометра опустилась ниже минус тридцати пяти градусов. Синоптики теленовостей настойчиво рекомендовали оставаться дома минимум до обеда следующего дня, в противном случае можно обморозить конечности. Так же обещали ночной снегопад с рекордным количеством осадков, сопоставимым месячной норме. Что ж, синоптики не ошиблись: мело так, что другие зимы могли завидовать. Поэтому я и выбрал ту ночь. Да, это был риск, но он был осознанным.

На мне было два комплекта зимней одежды: один выдали в детском доме, другой я стырил у ребят, пока те дрыхли. Подштанники стянул у Миши (мой ровесник), кофту — у Марины (с ней, кажется, я бы мог сдружиться, хоть она была и старше), а от двойняшек Кирилла и Данила (я так и не научился их различать между собой) мне достались носки, рукавицы, шарф и шапка.

Оделся я в туалете. С меня сошло сто потов. Еще сто, когда пролазил через маленькое, даже для меня, оконце. Наконец я из него вывалился. Случись это летом, переломал бы все кости, но зимой… там намело огромный сугроб, поэтому высота второго этажа не была такой грозной, она вообще не представляла опасности. Я воткнулся в сугроб по пояс и ничего не понял, кроме, правда, температуры.

Когда из него выбрался, щеки уже горели. Я тут же перевязал лицо вторым шарфом, оставляя только узкие щелки для глаз, защищенных очками. Натянул на руки вторые рукавицы. Спасибо вам, Данил и Кирилл. Надеюсь, вы не вырастите кретинами, какими я вас запомнил.

В ту ночь я только и делал, что успевал протирать заснеженные очки. В ту ночь я, как и ожидалось, на своем пути не встретил ни единого человека — даже пьяницы разбрелись по своим берлогам, — ни одного автомобиля, даже патрульного. В ту ночь, преодолевая расстояния под тусклым светом луны, я насчитал больше тринадцати тысяч шагов — а что еще оставалось делать? Я боялся уснуть и замерзнуть до смерти. Тогда я еще боялся умереть.

Я добрался до запада города, в райончик с названием Деревенский Квартал. Он, конечно, не Утопия Грешников, но близок к нему. Напоминает частично заброшенную деревню. Многие дома пустуют, жители, которые хотели и могли себе позволить, давно переехали.

В один из домов, еще не заселенный к тому времени бомжами, я и заселился. Почти не выходил из него. На улице бывал всего один раз в два дня — был начеку и не хотел снова угодить в полицейский участок, а потом и в детский дом, — когда ходил на задний двор единственного в том районе магазина, к контейнеру с просрочкой. Там я питался.

В Деревенском Квартале я прожил больше месяца, до начала марта. Прожил бы и дольше. Может, до сих пор бы там жил, да только в один прекрасный день наелся просроченной колбасы и два дня дристал, что жопа горела. Эта ситуация и поставила крест на моем способе существования.

Пусть почти все осадки выпали в январскую ночь, снег все еще валил как не в себе. Дворник сетевого магазина все еще орудовал лопатой каждое утро. Он тоже бомжевал в заброшенке, в четырех домах от моей, поэтому устроился в магазин по найму на неполный рабочий день с оплатой по факту выполненных работ.

Утром, когда дрищ прошел, я дождался, пока дворник сгребет весь снег и уйдет в магазин за зарплатой. Он всегда так делал и всегда оставлял лопату на улице, потом выходил, закуривал сигарету и улыбался. Но в то утро я не видел его улыбки. В то утро я очень легко разжился его лопатой и в одночасье покинул обосранный мною за два дня ветхий домишко и Деревенский Квартал в целом, надеясь, что не оставил дворника без средства существования.

Я отправился туда, где было и жилье, и еда. Их там не могло не быть. Это было бы подло с их стороны. Нечестно. Я шел на юго-восток, в уже знакомый район со знакомым названием.

Через двадцать тысяч шагов меня встретила водонапорная башня Вонючки, а еще через триста — заснеженная поляна, в дали которой — зеленый перелесок, покрытый белой шапкой.

Да, я шел туда, где мы провели летнюю ночь, защищенные куполом. С Викой… С Витей… Туда, где Гео-Гео оставил природный холодильник с запасами консервов и контейнер выживальщика под тяжелой еловой ветвью. Туда, где мог жить в землянке и не питаться от безысходности помоями. Там я мог уединиться с природой и наконец обрести душевный покой.

Впереди ждала самая длинная полоса препятствий — полкилометра сугробов, по которым на лыжах-то далеко не уйдешь, но мне повезло. До перелеска я прекрасно добрался по огибающей его, укатанной снегоходами трассе, а лопатой воспользовался, когда свернул. К вечеру того же дня я прочистил путь до землянки. Там и заснул. И скажу тебе: она была ничуть не хуже заброшенного домика в Деревенском Квартале. В ней, похоже, было даже теплее. Одно знаю наверняка — я хорошенько так выспался.

Утром я вновь орудовал лопатой — прочищал маршрут к природному холодильнику. Когда я раскопал метровый сугроб, просунул конец черенка в щель