Реквием по любви. Грехи отцов - Людмила Сладкова

и стала пристально его разглядывать, шепча:

— Оно очень дорогое, да? Говорят, отец почти весь общак в него вложил?

— Угу.

— Зачем это понадобилось?

— Без понятия. Как по мне, зря он это сделал.

— Почему?

— Общак для нас – вещь святая. Неприкосновенная. А смотрящий – хранитель этого самого общака. Черчилль ни при каких обстоятельствах не должен был запускать в него руку и тратить на личные нужды. Это против правил. Ты даже не представляешь, в какую ярость впали мужики, когда он на последней сходке объявил во всеуслышанье, что денег не осталось! Возможно, то была какая-то проверка. Но прошли ее далеко не все. Кое-кто из братвы сразу же демонстративно переметнулся в стан Пескаря. Кинули его на глазах у всех!

Безрезультатно пытаясь избавиться от комка в горле, Лиза выплюнула:

— Стервятники! Но согласна – поступок действительно странный!

— Даже глупый. А вот глупцом твой отец никогда не был.

— Думаешь, у него имелись причины для подобного шага?

Зарутский холодно улыбнулся:

— Думаю, что это, — он кивнул на ожерелье, — вовсе не подарок для твоей матери. Скорее попытка уберечь общак от посягательств наших врагов. Неспроста же Черчилль сказал Пескарю в тот день, что Москва никогда не увидит наших денег? И что он всех их… разом на… одном месте вертел!

Лиза сжала губы в тонкую линию и скептически заметила:

— Так ведь гораздо сложнее украсть деньги со счета, из банка, из сейфа, нежели отобрать украшение у беззащитной женщины! В этом нет смысла!

— Не скажи! — прозвучало в ответ. — Изначально никому даже в голову не пришло, что Кирилл спустил весь общак на Маринку. Ну подарил он ей какую-то очередную цацку, и что с того? Никто не знал истинную стоимость изделия. Лишь потом, сопоставив факты, народ догадался, что к чему. А мастер, создавший его, подтвердил. С того момента многие задались целью заполучить это проклятое колье. Признаться, до недавних пор я думал, что твою мать убили из-за него. Ведь никто не знал, у кого оно на самом деле.

— А оно все это время было у тебя, — задумчиво протянула Лиза.

Мужчина хищно оскалился. В его взгляде пылала лютая ненависть.

— Да! — зловещий шепот. — Фактически перед носом у Гарика!

— Забавно!

— Обхохочешься!

И все же девушка озвучила то, что не давало ей покоя:

— Но почему? Почему отец решил отдать колье именно тебе?

— Я не знаю. Я был ошарашен не меньше, когда Марина связалась со мной, чтобы выполнить последние инструкции Черчилля. Правда, сделала это лишь спустя несколько месяцев после его смерти. Но малышку сложно винить в чем-либо. Она пережила худшие дни в своей жизни, потерялась во времени и потом еще… очень долго не могла оправиться от утраты. И все же волю Кирилла она исполнила. С того самого дня я ломаю голову над тем, что означает эта долбаная гравировка? Что твой отец пытался сказать нам?

* * *

Действуя машинально, Лиза перевернула украшение обратной стороной.

И правда, на одной из перемычек отчетливо виднелись цифры. Много цифр, расположенных по определенному алгоритму. А именно – десять групп по три штуки. Буквально крякнув от изумления, девушка громко воскликнула:

— Тридцать? Тридцать цифр? Серьезно? Это что, шутка?

Зарутский сдержанно улыбнулся:

— Если бы! Эти данные не соответствуют вообще ничему! Ни банковским счетам, ни камерам хранения, в которых он мог спрятать компромат на Пескаря, ни номерам телефонов, ни… В общем, за эти годы я проверил все. Все, что имеет хоть какое-то отношение к цифрам. И ничего не нашел!

Лиза нахмурилась, еще внимательнее вглядываясь в гравировку.

— Знаешь, кое-что не дает мне покоя. Никак не укладывается в голове.

— Что именно?

— Ты говоришь, будто у отца на Гарика имелся очень серьезный компромат, — тщательно подбирала слова девушка. — В таком случае, почему он не воспользовался им? Почему не обнародовал его? Почему сам, собственноручно не уничтожил своего злейшего врага?

Макар неопределенно пожал плечами:

— Возможно, просто не успел. Или решил перепроверить информацию.

— Какая нелепость! — на эмоциях Лиза сорвалась на крик. — Прихлопнуть Пескаря, используя компромат, он не успел. А заныкать его черт знает где и нагородить тут целые шарады в качестве подсказок – это всегда пожалуйста?

Точно со стороны услышав свои собственные слова, девушка охнула, с ног до головы покрываясь огромными мурашками. Ее сердце ускорило ритм.

— Шарада, — повторила чуть заторможенно. — Ну, конечно же!

«Это шифр! Шифр!»

Теперь ей казалось удивительным, почему она не поняла этого сразу.

Ведь в ее воспоминаниях отец прямо так и сказал матери. Гравировка – шифр. Оставалась сущая малость – понять, какой именно!

Зарутский растерянно почесал подбородок и уточнил:

— Напомни-ка мне, что такое шарада?

— Детская игра. Но сейчас речь не о ней. Мы имеем дело с шифром.

— С каким еще…

— Все цифры здесь расположены в определенном порядке – по три штуки в каждой группе. Если сложить их между собой, получится число. Это число соответствует номеру буквы в алфавите. В конечном итоге, если посчитать все верно, из букв получается слово. Или фраза. Когда я была маленькой, мама частенько таким способом шифровала мне свои послания. И весело, и интересно, и по математике дополнительная тренировка. Если мне не изменяет память, ей показали эту игру какие-то… бывшие воспитанники детского дома. Они использовали данный шифр, пока росли в приюте.

Едва закончив свою речь, Лиза так и застыла с разинутым ртом.

Только сейчас ее и осенило, о каких детдомовцах рассказывала мама.

«Отец и дядя Боря! О, господи!»

Очевидно, догадался и Зарутский. Не мигая, он смотрел на нее несколько долгих секунд. Затем сипло прокряхтел:

— Неужели все так банально и просто?

Лиза усиленно закивала головой:

— Да. Да! Мне нужна бумага. Ручка. Или карандаш. Хоть что-нибудь!

Не сговариваясь, оба они ринулись на поиски нужных предметов. Она принялась обыскивать гостиную (в которой очнулась некоторое время назад), а Макар тщательно исследовал оставшуюся часть квартиры. Наконец спустя некоторое время их поиски увенчались успехом. Расположившись за обеденным столом, Лиза приступила к расшифровке отцовского послания.

От волнения ее колошматило так сильно, что руки дрожали, будто у прожженной алкоголички. А сердце готово было выскочить из груди в любой момент. Пытаясь подтвердить или же опровергнуть свою теорию, она внимательнейшим образом высчитывала сумму чисел. Зарутский же помогал ей