Круговорот чужих страстей - Екатерина Риз

— Да? А шкуру твой отец потом спустит с меня.

Дуся откровенно фыркнула.

— Павел Андреевич, — (кстати, она называла его по имени-отчеству только в моменты недовольства и язвительности, и в данный момент это служило намёком), — нельзя так трусить. Это неприлично.

— Да? А тащить девочку в Ярославль, чтобы там знакомить чёрт знает с кем, прилично? Она умрёт от смущения.

— Дуся говорит, что это очень хороший мальчик.

— А может, ей не нужен мальчик? Тебе-то ведь не нужен.

Алёна ему улыбнулась.

— И что ты предлагаешь?

— Предлагаю оставить её в покое. Всё в своё время случится.

— Где случится? — возмутилась Дуся и даже руками всплеснула. — Когда нам удаётся вытащить её в город, ты привозишь её в усадьбу, и запираешь здесь. Большая разница!

Костров многозначительно закатил глаза, потом на жену посмотрел, столь же многозначительно.

— А тебе вообще недосуг сводничать. Роди сначала.

Алёна поудобнее устроилась на подушках, погладила большой живот. Плечами пожала.

— Рожу. Куда я денусь-то? Но судьба сестры меня заботит.

— Настолько, что ты готова отправить её за триста километров. Влюбляться.

Алёна расстроилась.

— Паша, я хочу, как лучше.

— Тогда отправь её в Европу. Одну. Ей куда больше необходим жизненный опыт, чем какой-то неизвестный мальчик.

Алёна с Дусей переглянулись и дружно ахнули.

— Одну?

— Вот за это, Павел Андреевич, мой брат вас точно проклянёт.

Павел в досаде смял газету и поднялся. Махнул на них рукой.

— Делайте, что хотите!

— Паша! — Он обернулся в дверях, на Алёну посмотрел. Поневоле оттаял, мгновенно, как только встретился с ней взглядом. Алёна, располневшая, с округлившимся личиком, стала по-особенному милой и казалась мягкой. Впечатление было обманчивым, он знал, и вряд ли она надолго останется пухлой хохотушкой, поэтому он старался её запомнить такой. До родов оставался месяц, времени совсем немного. И отказать он ей ни в чём не мог. Она не капризничала, характер был не тот, а он всё равно баловал и без конца что-то обещал. Хотя, как Алёна вчера ему призналась, она уже не хочет ничего, кроме как побыстрее родить. А ещё покачаться на качелях.

— Вот я рожу, — сказала она, — и сразу, сразу пойду на качели. Сяду на них и буду радоваться, что они подо мной не оборвутся. Паша, ты не представляешь, какое это будет счастье!

Вот как можно было на неё сердиться? И сейчас, если и всколыхнулось внутри врождённое раздражение, так тут же и растаяло, стоило жене в глаза посмотреть. А она ещё так мягко, с особой улыбкой, спросила:

— Тебе чай в кабинет принести? На кухне ещё пирог остался.

— Нет, — ответил он, заставил себя сдержать усмешку. — Оставьте для ярославского жениха. Две сводни.

Всё-таки любить родственников на расстоянии куда проще. В последний месяц в доме постоянно кто-то жил. То Регина приезжала на неделю, отдохнуть от столицы и побыть с Ваней, теперь вот Дуся, от этой шуму было куда больше. Ещё Аня гостила, но девочка была настолько тиха, что кроме пользы, никакого беспокойства от неё не было. Павел даже предложил бы ей остаться насовсем, Ане в усадьбе нравилось, но тесть бы точно не оценил и не понял. Да и права в чём-то Дуся: это равноценно её жизни в деревне, снова взаперти.

Роско подбежал, ткнулся влажным носом ему в ладонь, пробежал вперёд него в кабинет и разлёгся на ковре. Зевнул и клацнул зубами.

— Что, тоже от женской болтовни прячешься? Такая, парень, наша участь.

На столе нашёлся детский рисунок. Ваня нарисовал для него красную машину, а в квадратике, где на автомобиле должен быть госномер, кривоватыми буквами значилось: «папа». И если бы Павел был более чувствительным, как того порой хотела Алёна, он бы сказал, что ради таких вот мелочей и моментов и стоит жить. Но он чувствительным не был, поэтому не сказал. Он просто так подумал.

— Ваня! — послышался голос Алёны, кажется, с крыльца. — Ты обещал перед обедом почитать!

— Я не могу! — послышался отчаянный вопль. — Я занят! Алёна, я же шалаш строю!

— Я очень рада! Но через час обед, и в это время неплохо бы отдохнуть. Давай, бегом. Мне стоять тяжело!

— Ну, Алёна!

— После обеда тебе папа поможет. Иди ко мне!

Вот как можно работать в таких условиях? И это ещё Дуся не подключилась.

Кстати, Дуся, наверняка, умеет строить шалаши. С её неуёмной энергией она должна уметь всё на свете.

Вот только Дуся неожиданно засобиралась в город. Не прошло и часа, как Павел услышал за дверью кабинета странный переполох и выглянул. И застал поспешные сборы родственницы. В дверях остановился, поглядывая с любопытством. В конце концов, поинтересовался, когда понял, что его самого и его интерес не замечают.

— Что за бегство?

Алёна обернулась на него, взглянула немного расстроено.

— Она уезжает!

Дуся остановилась перед зеркалом, поправила причёску, губы облизала.

— Я вернусь завтра. Хочу встретиться с Петей. Он как раз вернулся из Москвы.

Костров хмыкнул.

— Это как-то ненормально — бегать на свидания к бывшему мужу.

Дуся замерла, потом повернулась к нему и взглянула с возмущением.

— Какие свидания? Что ты говоришь? Я замужняя женщина.

— Ага, — кивнул он. На жену глянул. — Не доверяй ей Аню. Она её не тому научит.

Дуся тоже на племянницу глянула.

— У твоего мужа ни грамма совести. — Она на Павла посмотрела. — Я тебе такую жену воспитала, где бы ты ещё такую нашёл? Неблагодарный!

Алёна головой покачала, абсолютно не расстроенная их перепалкой. Только попросила:

— Перестаньте. — Тётку расцеловала. — Поезжай, дяде Пете привет передавай.

Дуся тоже её поцеловала, а Павлу напоследок погрозила пальцем. Тот же усмехнулся.

На крыльце вышла ещё заминка, Ваня прибежал, и пока Дуся с ним прощалась, Алёна стояла рядом, а потом взяла мальчика за руку, чтобы не давать ему возможности вспомнить о ещё каком-нибудь чрезвычайно важном деле и куда-то умчаться. Ваня за год заметно подрос, в нём прибавилось энергии, и за ним был глаз да глаз. Правда, снова был коротко подстрижен, после пары недель в доме родителей Алёны. Всего лишь неделя в деревне превращала ребёнка из московского бледного, модно подстриженного приличного мальчика, в загорелого и румяного, с неуёмной энергией. Ваня там объедался блинами из русской печки, пил парное молоко и менялся разительно. Через неделю его узнать было невозможно, Павел каждый раз поражался. Зато после деревенских каникул очень трудно было усадить его за стол и заставить делать домашнее задание. Ваня хотел только одного — носиться по округе и играть. Вот Алёна и воевала с ним в последние дни.