Поклонники Сильвии - Элизабет Гаскелл

Он услышал ее вопль, прорвавшийся сквозь двери, огромные тюки шерсти и всколыхнувший неподвижный воздух. Подумав, что она поранилась, либо маме ее стало хуже, либо ребенок заболел, он поспешил на ее незатихающий крик.

Открыв дверь, отделявшую магазин от гостиной, он увидел спину военного моряка и свою жену – съежившийся комок – на полу. При появлении мужа она, опираясь на стул, с трудом поднялась на ноги и ощупью, как слепая, двинулась к нему. Остановившись перед Филиппом, она впилась взглядом в его лицо.

Моряк резко повернулся, шагнул к Филиппу. Тот был настолько ошеломлен представшим его взору зрелищем, что даже не сообразил, что за гость к ним пожаловал, не сразу осознал, что сбывается его страшный кошмар.

Сильвия придержала Кинрэйда за плечо, оставляя за собой право потребовать у мужа объяснения. Филипп не узнал ее голос – до того он изменился.

– Филипп, – обратилась к нему она. – Это Кинрэйд. Он вернулся, чтобы жениться на мне. Он жив и никогда не умирал – просто попал в руки вербовщиков. И он утверждает, что ты видел, как его схватили, и все это время знал. Отвечай, это так?

Филипп не знал, что сказать, как ему быть, за какими словами и действиями искать прибежища.

Сильвия смиряла пыл Кинрэйда, но тот быстро терял терпение.

– Отвечай! – вскричал он. Кинрэйд высвободился из руки Сильвии, которая просто придерживала его, и, угрожающе жестикулируя, подступил к Филиппу: – Разве я не просил тебя рассказать ей, как все было? Разве я не просил передать, что буду верен ей и чтобы она тоже хранила мне верность? Ах ты гнусный подлец! Ты скрыл это от нее, чтобы она думала, будто я умер или предал ее?! Так вот тебе за это!

Он размахнулся, собираясь ударить человека, который стоял, понурившись от стыда и горького раскаяния, но Сильвия быстро встала между сжатым кулаком и его жертвой.

– Чарли, не смей, – велела она. – Пусть он гнусный подлец, – это было произнесено суровым спокойным тоном, – но он мой муж.

– Эх ты! Лживое сердце! – воскликнул Кинрэйд, ополчаясь против нее. – А я ведь верил тебе, Сильвия Робсон, верил, как никакой другой женщине.

Он выкинул руку, будто отшвыривая ее от себя. Его презрительный жест уязвил ее до глубины души.

– О Чарли! – вскричала она, подскакивая к нему. – За что ты так казнишь меня?! Он меня не пожалел, так хоть ты имей ко мне каплю жалости. Ведь я воистину любила тебя. У меня сердце оборвалось, когда мне сказали, что ты утонул – папа, Корни, все, все без исключения. На берегу нашли вынесенный морем твой мокрый картуз с обрывком ленты, что я подарила тебе. И я оплакивала тебя все дни напролет. Не отталкивай меня, выслушай сначала, а потом можешь убить, я буду тебе только благодарна. С той поры я была сама не своя; для меня и солнце гасло, зима наступала среди лета, когда я вспоминал то время, когда ты был жив. Так и было, мой Чарли, любовь единственная моя! Я думала, что ты погиб навеки, и тоже хотела умереть, чтобы покоиться рядом с тобой. О, Чарли! Филипп… он может это подтвердить. Филипп, скажи ему!

– Господи, дай мне умереть! – простонал несчастный, сгорая от стыда.

Но Сильвия отвернулась к Кинрэйду, снова обращаясь к нему одному. Ни тот, ни другая не слышали Филиппа, не обращали на него внимания, все ближе и ближе подходя друг к другу. С румянцем на щеках, с пылающим взором, Сильвия продолжала настойчиво объяснять:

– Папу арестовали, и всего лишь за то, что он освободил парней, которых обманом захватили вербовщики. Его посадили в йоркскую тюрьму, а потом судили и повесили! Повесили! Чарли! Моего родного доброго папочку повесили. Мама от горя обезумела, потеряла рассудок. От нас будто весь мир отвернулся. Мама бедная себя не помнит, а ты, я думала, погиб! Боже мой, я думала, ты погиб. Я правда так думала, Чарли, Чарли!

К этому времени они уже слились в объятиях. Положив голову ему на плечо, она рыдала навзрыд.

Филипп подошел к ним, попытался оторвать жену от Кинрэйда, но Чарли крепко ее держал, бросая ему безгласный вызов. Сама того не сознавая, в этот опасный час Сильвия защищала Филиппа от удара, который мог бы привести его к смерти, если б соперник задался целью его убить.

– Сильви! – произнес он, крепко беря ее за руку. – Выслушай меня. Он не любил тебя так, как я. Он любил других женщин, я же только тебя… только тебя. У него до тебя были другие девушки. Он любил их, а потом бросал. Я… я молю Бога, чтобы Он освободил меня от этих страданий, но мне суждено нести в себе эту боль до самой смерти, независимо от того, любишь ты меня или нет. А что мне оставалось? О! Вечером того дня, когда его забрали, я думал о тебе и о нем. Возможно, я и передал бы тебе его слова, но я слышал, что вербовщики говорили о нем как о старом знакомом, который не пропустит ни одной юбки. Откуда мне было знать, что он будет хранить верность тебе? Наверно, я грешник – не могу сказать; сердце мое и разум мой омертвели. Я знаю одно: я люблю тебя, как никогда не любил ни один человек на свете. Смилуйся и даруй мне прощение, хотя бы потому, что я терплю муки любви.

Он смотрел на нее с лихорадочной, страстной тоской, которая обратилась в отчаяние, потому что она даже намеком не показывала, что слышит его. Он отпустил ее, безвольно уронил руки.

– Я должен умереть, – сказал он, – ибо жизнь моя кончена!

– Сильвия! – заговорил Кинрэйд – смело, пламенно. – Твой брак не имеет законной силы. Тебя заманили в него обманом. Ты моя жена, а не его. Твой муж – я, мы поклялись друг другу в верности. Смотри! Вот моя половинка шестипенсовика. – Он вытащил из-под одежды висевшую у него на шее черную ленту с половинкой монеты. – Мне удалось сохранить ее даже во французской тюрьме, когда меня раздели и обыскали. Никакой ложью не нарушить нашей клятвы, что мы дали друг другу. Я добьюсь, чтобы твой фальшивый брак признали незаконным. Я пользуюсь расположением адмирала, он во многом пойдет мне навстречу, заступится за меня. Поедем со мной. Твой брак будет расторгнут, мы с тобой поженимся – честно и понастоящему. Пойдем. Брось этого мерзавца, сыгравшего злую шутку с честным моряком. Пусть теперь кается. Мы будем с тобою вместе в горе и в радости. Пойдем со мной, Сильвия.

Побагровев от избытка самых разных чувств, вдохновленный надеждой, он рукой обхватил Сильвию за талию и повлек ее к выходу. И тут заплакала малышка.

– Нет! – Сильвия отступила от Кинрэйда. – Дочка меня зовет. Его ребенок – да, это его ребенок, – и я забыла про нее, про все забыла. Сейчас я дам клятву, дабы снова не потерять себя. Я никогда не прощу того мужчину, никогда больше не буду жить с ним как жена. Все, что было, прошло. Он погубил мою жизнь, погубил навсегда. Но я не позволю, чтобы ты или он погубили мою душу. Мне тяжело, Чарли, очень тяжело. Я подарю тебе один поцелуй, только один, и на этом все, да поможет мне Бог, больше я не стану ни встречаться с тобой, ни слушать тебя… да и не нужно это… Я никогда не увижу… и хватит об этом… я никогда не увижу тебя по эту сторону небес, да поможет мне Бог! Я связана обязательствами, но я клянусь и тебе, и ему: есть вещи, которые я буду делать, и есть такие, которые я делать не стану. Поцелуй меня на прощание. Да поможет мне Бог!