Харбин - Евгений Анташкевич

«Ничего, ничего! – подумал он с надеждой. – Как они говорят: «Бог не выдаст – свинья не съест!»

Сашик стоял на Китайской улице рядом с дверями известного в Харбине кафе «Марс», расположенного в доме харбинского старожила – грузинского миллионера Хаиндравы; холод сумерек пронизывал до костей; он замёрз ещё на работе – японцы, хозяева транспортной конторы, были экономными и сами, казалось, не чувствовали холода, поэтому топили печи почти символически. А вчера было воскресенье, и они их не топили целый день.

В общем, он выдерживал этот холод, но, когда десять минут назад вышел на улицу и пешком прошагал несколько кварталов от Участковой до Китайской, стало невмоготу. Он мог зайти в кафе и там согреться, но они с Соней, когда он провожал её в Шанхай, договорились встретиться здесь, на этом углу, поэтому приходилось терпеть.

Народ густой толпой валил в обе стороны по тротуару, здесь так с утра и до вечера, поэтому Пристань всегда вызывала ощущение весёлого живого муравейника, а особенно центральная улица – Китайская. Она была прямая как стрела и ответвлялась под острым углом от самой длинной улицы этого городского района – Диагональной. На Китайской располагались самые известные и популярные харбинские кафе, рестораны, кинотеатры, клубы, магазины и лавки, салоны модисток и даже городская тюрьма. По проезжей части катили автомобили и автобусы, русские извозчики, бежали китайские рикши.

Ветер иногда резко падал сверху и сбрасывал с крыш вперемешку с дымом сухую, колючую снежную пыль. От снега пахло свежестью, от дыма – угольной гарью; и по всей улице разносились запахи кондитерских, китайских и русских питейных заведений; с лотков разносчиков веяло то горячими пирогами, то жареными орешками или ещё чем-то, и всегда вкусно.

Кто-то тронул его за плечо, и он обернулся – это была Соня!

– Давно ждёте, «мистер» Саша? Замерзли? У вас нос – красный! – Сонины глаза блестели, она подхватила его под руку, и они быстрым шагом, почти бегом, направились к ступенькам кафе «Марс».

Мест в зале практически не было, однако расторопные кельнерши в крахмальных передниках и белых наколках разглядели озябшего молодого человека и очень красивую, розовощёкую с мороза девушку и нашли им маленький столик.

– Что тебе заказать?

– Горячий шоколад!

Горячий шоколад быстро согрел, Соня принялась рассказывать о Шанхае. Было видно, что после Харбина, в котором она тоже, как и Сашик, провела всё своё детство и юность, Шанхай её потряс. Она рассказывала о широких проспектах, о французской концессии и международном сеттльменте, о русских, которые там жили, о дансклубах, джазе, индусах-полицейских, богатых англичанах и американцах, о пальмах и зимних дождях, которые оказались хуже харбинских морозов. Это потрясло Сашика, он слушал сначала с интересом, а потом почему-то с грустью и совсем расстроился, когда Соня сказала ему, что её мать хочет, чтобы её родственники забрали Соню и её младшую сестру Веру к себе в Шанхай.

– Ну почему ты расстроился? А как твои дела с фашистами? – без всякого перехода спросила Соня. – Ну не в Хабаровск же мне ехать, – недоумённо сказала она, огорчённая его грустным видом.

– А при чём тут Хабаровск? – спросил Сашик.

– При том, что у меня там тётка живет. Ну, может быть, не тоже, в Шанхае у мамы то ли дальние родственники, то ли близкие друзья, почти как родственники, я так и не разобралась, а в Хабаровске точно тётка, мамина родная сестра, недавно от неё весточку получили.

Последнюю фразу Сашик из-за гула в зале почти не расслышал, да и какой-то здоровенный дядька в котелке, с длинными стеклянными с мороза усами задел его, протискиваясь в сторону кухни.

* * *

Утром, после того как Адельберг поехал на работу, Кэндзи оставил его под наблюдением бригады, уехал в миссию и стал в «секретке» ещё и ещё раз перечитывать документы. Поздно вечером к нему в дверь постучали, и дежурный сказал, что его зовут к телефону. Кэндзи спустился к дежурному, посмотрел на часы, было начало десятого, это означало, что смена заканчивала наблюдение и хотела об этом доложить. За весь день не поступило никаких сведений, то есть за отведённые две недели он так и не получил серьёзной информации, и с этой грустной мыслью он взял протянутую ему дежурным трубку.

– Алло! Иван Иваныч! – Русский голос на том конце провода был взволнован, Кэндзи узнал его, это был старший бригады филёров. – Есть рыбка! Поймали!

«Поймали! – Кэндзи не поверил своим ушам. – Поймали! Неужели что-то важное?»

– Еду! – крикнул он в трубку. – Ждите на «кукушке».

Было уже совсем поздно, когда Кэндзи вышел из конспиративной квартиры. Он отпустил старшего филёра, и ему не терпелось обо всём доложить Асакусе. Конечно, можно было подождать до утра, но Кэндзи знал, что утром он попадёт к начальнику далеко не первым и придётся ждать, пока доложат все, кто старше его, а это будет долго.

Кэндзи вышел на слегка припорошенную снегом мостовую. Кончилась редкая для Харбина метель, улица была пустая, и он быстрым шагом пошёл в сторону центра до ближайшего перекрёстка, где его ждала дежурная машина миссии. Недалеко от пересечения Казачьей и Коммерческой, возле большого старого вяза, который рос прямо посередине мостовой, – он почему-то не был срублен, хотя и мешал проезду, – дремали трое рикш. Рядом со своими колясками они сидели на корточках, похожие из-за толстых ватных курток на большие серые шары, и, казалось, даже не замечали ледяного ветра с Сунгари. Кэндзи им позавидовал, потому что сам был одет в европейское красивое, но холодное пальто. Конспиративная квартира находилась на самой окраине Пристани, недалеко от реки, и её близость напоминала о себе пронизывающим ветром.

Кэндзи сел в машину и стал торопить водителя. Через пустой ночной Харбин, визжа на поворотах тормозами, они быстро домчались до крыльца миссии. Пробегая мимо дежурного, пожилого русского офицера, бывшего ротмистра, он только вопросительно кивнул ему в сторону кабинета начальника, в ответ дежурный тоже кивнул, мол, на месте.

Кэндзи был сильно возбуждён, он надеялся, что, может быть, это будет его первый успех.

Дверь в кабинет полковника Асакусы была приоткрыта, Кэндзи постучал и сразу услышал голос начальника. Он осторожно вошёл и с удивлением обнаружил, что кабинет пуст, только на письменном столе неярким зелёным светом горела настольная лампа. Он обвёл взглядом полутёмный кабинет и увидел, что через щели между створками стоявшей у стены ширмы слегка пробивается свет.

– Заходите, господин лейтенант!

Тут Кэндзи понял, что Асакуса находится за ширмой, там была ещё одна комната, в которой он не был. Он как влетел в здание миссии, не заходя в свой кабинет, в пальто, так и оставался в нём. Здесь Кэндзи пальто снял и осторожно положил на подлокотник кресла.

– Ну! Что ж вы медлите, лейтенант, заходите сюда – за ширму.