Проклятие демона - Роберт Энтони Сальваторе

— Повесить его! — закричали из толпы, но Де’Уннеро потребовал тишины.

— Где его соплеменники? — громко спросил магистр.

Де’Уннеро услужливо подсказали. Он удовлетворенно улыбнулся: оказывается, все бехренцы жили неподалеку от Джунипера, в старой усадьбе.

— Поведешь его, — велел магистр одному из братьев Покаяния, указывая на бехренца. С факелами в руках процессия двинулась по ночной дороге. Добравшись до места, братья Покаяния окружили большой крестьянский дом. В окнах появились испуганные лица бехренцев, среди которых были старики и дети.

Де’Уннеро приказал им выйти из дома, но они отказались.

— Кто ваш Бог? — обратился к ним магистр. — Кому вы служите: церкви Абеля или вашему божку Чезру?

Ответа не последовало.

Тогда Де’Уннеро подал знак двоим братьям, которые стояли по обе стороны от него и размахивали ярко пылающими факелами. Братья направились к дому.

— Вы либо ответите на мои вопросы, либо мы дотла сожжем этот дом вместе с вами! — зарычал Де’Уннеро. — Отвечайте, какой церкви вы служите?

Дверь приоткрылась. Из дома вышел смуглокожий, высохший старик и медленными, но твердыми шагами направился к разъяренному монаху.

Он посмотрел на братьев Покаяния, которые удерживали, захваченного в Джунипере бехренца.

— Отпустите его, — потребовал старик.

Братья не шелохнулись. Старик заметил, куда они смотрят, и тогда обратился к Де’Уннеро.

— Уходите вон, — сказал он. — Наш это дом. Купили честно, остальное строить сами. Вам отчитаться не будем.

— А-а, да ты ятол, — прошипел Де’Уннеро название бехренской религии.

Судя по акценту, старик совсем недавно появился в Хонсе-Бире.

Услышав слова Де’Уннеро, он расправил плечи.

— Говори, что признаешь церковь Абеля своей истинной церковью, — потребовал Де’Уннеро. — Говори, что принимаешь святого Абеля своим спасителем, а нашего истинного Бога — своим Богом!

— От наша вера мы не отрекаться, — с достоинством ответил старик, подняв голову и обращаясь не только к Де’Уннеро, но и к толпе зрителей.

В следующую секунду старик оказался на земле, сбитый с ног мастерским ударом Де’Уннеро. Размахивая плетками, разъяренные братья Покаяния заставили его подняться и вместе с другим бехренцем погнали в дом.

— Сжечь их всех, — велел Де’Уннеро.

Братья Покаяния с факелами бросились к дому и подожгли его со всех сторон, закрыв обреченным какую-либо возможность выбраться наружу.

Вскоре из горящего дома понеслись крики, мольбы и стоны. Братья Покаяния остались невозмутимы. Вместе со сторонниками Эвелина бехренские язычники были виновны в том, что розовая чума обрушилась на благословенные земли Хонсе-Бира. Эти смуглокожие дикари совершали чудовищные и богопротивные обряды. Как утверждал Де’Уннеро, они приносили в жертву своим божкам новорожденных младенцев. Слова магистра вновь взбудоражили толпу. Даже туповатые крестьяне, которых мало заботила религия, пришли в неописуемую ярость. Бехренцы представлялись им теперь не кем иным, как прихвостнями демона-дракона!

Де’Уннеро без устали твердил о зверствах, чинимых бехренцами, не переставая обвинять южан во всех смертных грехах. Но момент истинного торжества магистр испытал несколько позже. Это случилось, когда одной бехренской женщине каким-то чудом удалось вырваться из горящего дома. Толпа, доведенная до неистовства криками Де’Уннеро, знала, как надо поступить. Беглянку немедленно схватили и, не переставая бить и пинать ногами, поволокли обратно. Никто не обращал внимания на ее отчаянные крики и мольбы о пощаде. Толпа, охваченная зловещим ликованием, швырнула женщину прямо в огненный ад.

На следующий день братья Покаяния покинули избавленный от греха Джунипер и двинулись дальше по холмистым полям южной части Хонсе-Бира. Пятнадцать убитых, десятки раненых и искалеченных — такова была цена, которую пришлось заплатить жителям селения за осознание истины. Но были и те, кто провожал братьев Покаяния как героев, как святых, вышедших на битву с розовой чумой. Число самих братьев за один день возросло вчетверо. Множество молодых и сильных мужчин Джунипера захотели присоединиться к ним и тоже воевать с чумой. Мужчин, с радостью готовых взвалить на свои плечи ответственность за грехи человечества.

Мужчин, готовых страдать.

И… убивать.

— Констанция снова беременна, — объявил настоятель Джеховит королю Данубу и герцогу Каласу. — У нее мальчик.

Разговор происходил на другой день после дня осеннего равноденствия.

Король Дануб улыбнулся, а Калас громко рассмеялся.

— Опять наследник. Как говорят, один для нас, другой — про запас.

Дануб недовольно посмотрел на герцога. Первым побуждением короля было как следует отчитать своего дерзкого друга за бесцеремонность, но потом он подумал: а, собственно говоря, за что? Он до сих пор не объявил об отсрочке привилегии в отношении Мервика, своего первого сына от Констанции Пемблбери, хотя малышу уже семь месяцев. По сути, Калас имеет право скептически относиться к статусу детей Дануба.

— Посмотрим, как будут развиваться события, — спокойным тоном произнес король.

Калас тщательно обдумал свой ответ.

— Вы официально отказали в престолонаследии двум другим своим детям, — напомнил герцог, — но до сих пор не сделали никакого заявления относительно ребенка Констанции. Вы собираетесь на ней жениться?

Теперь уже настоятель Джеховит рассмеялся своим квохчущим смехом, заставив Дануба и Каласа обернуться в его сторону.

— И в самом деле, ваше величество, — сказал старик, — не намерены ли вы жениться на госпоже Пемблбери? Как ваш советник в вопросах духовных, должен вам сказать, что подобные зачатия, если только они не являются непорочными, подают дурной пример народу.

Все трое весело засмеялись, Дануб был рад, что удалось отойти от неприятной темы. Он, конечно же, знал, что вскоре ему придется принимать серьезные решения, но сейчас ему не хотелось об этом думать. Он нежно и заботливо относился к Констанции и никоим образом не хотел причинять ей боль. Но образ другой прекрасной и своевольной женщины продолжал жить в его сознании.

Больше о Констанции и ребенке не было сказано ни слова. Вскоре Джеховит отправился к себе в монастырь, а Калас вместе с Данубом — на прогулку верхом по окрестным полям. Король любил радости жизни, герцог тоже.

Но радоваться предстояло недолго.

Вести о зверствах, учиненных в селении Джунипер и в нескольких других местах, достигли Урсальского замка уже на следующей неделе. Кроме того, именно в этот день стало известно о первых заболевших розовой чумой среди жителей Урсала.

Король, герцог Калас и Констанция собрались в аудиенц-зале. Тут же находился и маленький Мервик. Ждали прибытия герцога Тетрафеля. Настроение было тягостным и совсем не напоминало о непринужденной обстановке прошедшего лета. Мир вновь стал мрачным местом. Облегчение, которое испытал королевский двор после окончания войны с демоном-драконом и его приспешниками и неурядиц внутри церкви Абеля, похоже, оказалось недолгим. Присутствующим розовая чума была известна лишь по историческим хроникам, но все знали, какой трагедией она обернулась для королевства в прошлые века.