Пограничник - Сергей Кусков

За мной можно сказать гонялись, нашли и в посёлке виа. Отроки Тита что только не делали, чтобы не подпускать особо настырных горожанок и пожилых уважаемых горожан, пытающихся дозваться, докричаться до меня, выкрикивая свои имена и посты, и суммы, предлагаемые за томимых в моём плену. Голова разболелась, и деться было решительно некуда. Еле-еле добрели до места казни, в окружении уже аж трёх сотен бойцов. Вокруг нас собиралась толпа — может зря пригласил всех желающих?

— Хлодвиг, давай, выставляй стену щитов и оттесняй их nahyй! — подозвал я Мериду, задача которого была прозаическая — охрана лагеря. Он и его парни, да и вообще все вокруг, были на взводе — обилие гражданских раздражает, а тут вдруг ещё и горожане пойдут на вылазку? Лишние люди в военном лагере это катастрофа. Понимаю древних полководцев, начинавших наводить порядок в армии с того, что выгоняли за пределы военных частей и лагерей всех лишних, и особенно — женщин.

— Есть! — козырнул кулаком к груди барон.

— Сеньоры, возможны провокации. — Это я к собравшимся за инструкциями остальным баронам. — Сделаем так…

Баронские воины оттеснили толпу. Сотню Рохаса (там десятков шесть на ходу, он больше всех пострадал в бою с наёмниками) остались охранять лагерь. Дедушек попросил заняться самым важным — транспортировкой и охраной пленных, а также передачей «расстрельной команде» — палачей у нас собой не было, не взяли, пришлось искать волонтёров-любителей, потому «расстрельной». Накидывать петли на горло и тянуть за верёвку НАНЯЛИ троицу кандальников, я пообещал скосить за это срок с пяти лет до двух ударной работы на свежем воздухе. Эти явно в своей жизни убивали, терять им нечего, быстро согласились, пока я не провёл открытый кастинг среди им подобных. Воинам казнить неможно! В бою — можно, а так, наказывать, только палачи. Ибо, как известно, палачи не попадают в рай, это пропащие души, в отличие от воинов, у которых шанс есть.

Парни, завидя колонну ходячих, выдвинутую из посёлка, начали постепенно носить и водить из охраняемых палаток для раненых неходячих. Многие пленные были в горячке и без сознания, кто-то ещё как-то… Плевать. Заслужил — получит, даже без сознания. Как только во мне проявлялось человеколюбие Ромы, я мысленно возвращался к девочке в белом платюшке, и рефлексию как рукой снимало. Или её беременную покрытую трупными пятнами маму вспоминал. Вот уж враги рода человеческого эти селяне! Из-за них бедных праведных наёмиков казнят!

Зрители, наконец, поняли, что ожидается что-то более важное, чем просто казнь, начали давить и напирать, что-то опасливо выкрикивать, но сдвоенная шеренга закованных в броню и кольчуги воинов за стеной щитов осаждали готовые сорваться горячие головы. Бойцы Мериды и Алонсо оттеснили горожан на метров пятьдесят от виселиц. А сзади стоял резерв — небольшая оставшаяся армия Ингрид, но зато верхом. Будут бузить — затопчут, и как зовут не спросят.

— Этого, этого, этого и этого! — указал я на Хуго и трёх других выживших командиров отряда. — В сторону!

— Есть!

— Есть!

Двое были сильно ранеными, двое, Хуго и ещё один — легко. Их надо допросить. Допросить, а не опросить, как делал я, ибо я просто по-свойски с этим Смелым поговорил.

— Что ты задумал, Пуэбло? — напрягся наёмник.

— В замок их отвезём, — не ответил я, отдав команду парням Ковильяны. — Моему претору и палачам. Будут давать показания, кто, где, как и по чём.

— Сукин сын! — Это второй «ходячий» капитан.

— Мне этой фигнёй некогда заниматься, у меня есть человек, который получает жалование. Сеньоры, это не значит, что я вас помиловал, просто мне нужно знать ВСЁ, что знаете, но не договариваете вы! — сделал я страшные глаза, но они не прониклись.

— Слышишь, Пуэбло! Да ты… Хр-р-р-р…

Это второго капитана вырубили ударом под дых, чтоб не «вонял», отравляя и так похожий на грозу по накалу воздух перед виселицами — теперь уже все понимали, что это виселицы.

— В палатку, где были арестанты их. Хотя нет, — остановил парней, — пусть постоят, посмотрят. Может хоть чуть поумнеют.

Пленные из рядовых и ходячих тоже пытались кто что-то выкрикнуть. Кто-то брыкался. Все, нарушавшие порядок, получали чувствительные тычки — парни не церемонились. Сотня погибших ведь была и с нашей стороны — а это их друзья, коллеги, напарники. Тем более, враг первый начал «плохую» войну, и народ всё понимал даже без моей накрутки про туман и железных птиц.

— Уважаемые жители графства Пуэбло, граждане Феррейроса и гости нашего региона! — начал толкать я речь, взойдя… На эшафот? Это не эшафот, у эшафота проваливается люк, и повешенный падает, весом тела ломая шейные позвонки. Некогда эшафоты строить, просто возвышение. А верёвкой казнимых будем просто душить. Но меня видно, пусть и не всем — возвышение невысокое. — Мы собрались здесь для казни преступников, татей и бандитов, напавших на графство Пуэбло!

Пауза. Нарастающий гул за стеной из держащих линию парней. И пока гул не затопил всё, продолжил:

— Да, я не оговорился! Сегодня мы казним разбойников с большой дороги. Подло, без объявления войны напавших на нашу землю. Эти люди уничтожили таможенную заставу, убив собиравших пошлины таможенных мытарей, а также их охрану. После чего они нападали на наши деревни и сёла, в которых издевались над жителями и убивали их.

Снова гул, и я дал немного повыть. Гул недовольный, «хулиганить» в поселении и обижать крепостных не то, что разрешено, но даже в отсутствии всяческих войн грехом не считается. Если, конечно, у тебя армия и хулиганишь ты в составе большой группы крепких парней, одетых в железо. В мирное время за смерть холопа ты просто заплатишь хозяину денег, как и за смерть коровы, например. Во время войны же это — норма, без компенсаций. Меня не понимали даже свои. Но свои, не понимая, хотя бы поддерживали морально — это враги, с которыми мы бились, и враги поступали неправильно, так им, собакам. А вот для горожан то, что я говорил, было за гранью добра и зла. Это походило на… Высосанный из пальца повод казнить, наказать людей Феррейроса, а после подписания контракта это его люди. Дескать, ничего более умного предложить не смог, мальчика, юнец безусый, вот и прицепился, как тот мент-курсант на экзамене к телеграфному столбу. Ну не скотина ли?

— Вы обвиняетесь в уничтожении деревни… — Выговорил название. Сложное, связанное с какой-то ипостасью Девы Марии. — А также в разорении деревень… — Далее список — уже читал. — Вы виновны в гибели: шестерых благородных, находящихся на гражданской службе графства, восьмерых вольных ремесленников и одного проезжающего мимо купца с челядью. А также ста восьми мужчин и женщин обоего пола крепостных, уничтожении живности и птицы — без счёта, и главное, двадцати трёх детей возрастом до десяти лет.

Данные из разорённых деревень привезли посланные туда воины — там остались старосты, они посчитали и всё передали, официально заверив пергаменты. А тела в уничтоженном под корень поселении считали мы. Война, бои, хоронить было некогда, в запросе старосте соседнего поселения я попросил их похоронить местных, но сами тела снесли в одну кучу, под тент из связанных вместе простыней, скатертей и занавесей. Так что всё, что выродки творили, посчитано… Кроме разве кого в дороге между сёлами убили, но тут хрен на ходу посчитаешь.