Мария, княгиня Ростовская - Павел Комарницкий

— И ему от меня будет привет не меньше, — князь Михаил улыбался непроницаемо-дипломатично, но по лицам витязей охраны поползли с трудом скрываемые ухмылки.

— Великий хан предлагает тебе, великий коназ Магаил, открыть ворота города Кыюв, чтобы славные монгольские воины могли отдохнуть тут.

— Боюсь, тесновато покажется в граде Киеве Менгу-хану. — по-прежнему приятно улыбаясь, ответил Михаил. Ухмылки витязей стали заметнее, в толпе горожан послышались смешки.

Монголы, переглянувшись, заговорили меж собой вполголоса.

— Вепша! — негромко окликнул князь, не оборачиваясь.

— Они говорят, княже, что надобно тебя успокоить. Главное, занять ворота, а там…

— Понятно.

Главный из послов вновь заговорил.

— Великий хан обещает, что ни один волос не упадёт с голов жителей города, если они откроют ворота. Мы лишь возьмём то, что по закону принадлежит Бату-хану…

— Возьмёте? — теперь Михаил улыбался совсем ласково. — Напомните мне, разве вы тут что-то оставили?

— По законам Повелителя десятая часть всего имущества принадлежит ему.

— О как! — теперь князь Михаил уже откровенно веселился. — А вот по моим законам поганый в Киеве живым права быть не имеет. Как быть?

Монгольские послы снова начали переговариваться между собой.

— Они говорят: плохо, что внутри есть ещё крепкие стены, — без напоминания перевёл Вепша. — Они говорят, будет трудно.

— А кому нынче легко? — князь Михаил потёр рукой лоб.

— Хорошо, великий коназ, — вновь заговорил главный посол. — Мы передадим твой ответ великому хану Менгу.

— Ну, это-то вряд ли, — по знаку князя решётка за спиной послов мягко и почти бесшумно опустилась. — Сам сообразит, не маленький. А у меня к вам будет ряд вопросов, господа послы.

— Нас здесь только пятеро, но там, — монгол кивнул на ворота, — там стоит семьдесят тысяч, и ещё вдвое больше на подходе.

Михаил почувствовал, как ледяная игла ткнулась в сердце. Если этот чумазый не врёт… Это будет трудно. Очень, очень трудно.

Волна холодной ярости смыла мерзкое чувство страха. Вот так и падают к ногам немытых даже великие империи. Страх, он посильнее всяких стенобитных орудий будет.

— Вот это мы и выясним, — Михаил чуть кивнул, и мгновенно стоявшие по обе стороны витязи набросили заготовленные половецкие арканы, сдёрнули послов с коней и скрутили их. — Сколько вас, кто командует, как силы распределили меж собой… да много, много вопросов.

— Менгу снимет с тебя шкуру живьём, Магаил! — в бешенстве крикнул всё тот же монгол.

— Да вам-то какая забота о моей шкуре, господа послы? У вас сейчас другая задача — правильно на вопросы отвечать, дабы не очень больно было. Увести! Держать в железе, порознь!

Когда послов — нет, теперь уже пленных уволокли, князь широким шагом направился к боковой лестнице, ведущей наверх надвратной башни. Следовало самому взглянуть на разворачивающуюся панораму событий.

С высоты открылся вид, который в другой день непременно порадовал бы глаз. Блескучее серебро Днепра, поля и перелески… В другой день, но не сегодня.

Михаил долго вглядывался в копошащиеся на берегу чёрные точки. Очевидно, монголам удалось захватить какое-то количество лодок, а также один из паромных плотов, передвигавшихся при помощи вёсел, а не по канату, как тот, что был возле Киева. Было видно, как на этом берегу разворачиваются вражеские сотни, пока ещё немногочисленные. Да, пожалуй, медлить нельзя.

— Скачи к Дмитру, пусть выступает, — обернулся князь к вестовому. — А ты, — он ткнул пальцем в молодого кметя, — стрелой к Акинфу. Пусть лодьи отряжает немедля, и все лоханки, что у поганых оказались, на дно пустит. Всё, пошли!

— Давай, давай, не задерживай!

Кони всхрапывали, трясли головами и упирались, не желая ступать на хлипкий бревенчатый плот, ограждённый жердинами перил. Восемь пленных урусов-перевозчиков, захваченных вместе с паромом, слегка пошевеливали длинными вёслами, посредством которых паром перевозил свой груз на тот берег. Ближе к городу была ещё одна паромная переправа, там и плот был гораздо мощнее, и перемещался он по канату… Но переправлять войско под самые стены Кыюва, разумеется, было немыслимо.

Цаган угрюмо смотрел на тот берег. Ох, как не любил он переправ через бескрайние и бездонные урусские реки. Да, эта река не голубой Керулен, который можно переплыть вместе с конём, отряхнуться и ехать дальше. И вода сейчас уже холодная… Но всё-таки лучше на плоту, чем на этих хлипких плоскодонных лодках, где пара коней еле размещается.

— Трогай!

Перевозчики дружно налегли на вёсла, паром нехотя отвалил от берега и поплыл, лениво взбаламучивая тёмную осеннюю воду. Справа и слева его обгоняли лодки, также несущие коней и людей.

Цаган вздохнул. Так вдруг захотелось домой. Ах, голубой Керулен, золотой Онон! Грустно… Ну ничего, скоро он станет богатым и вернётся домой в блеске славы. И мать будет гордиться сыном, и он привезёт ей в помощь здоровую урусскую девку…

— Урусы!

Все лирические мысли разом вылетели из головы — от Кыюва, стремительно и хищно рассекая воду, приближались громадные лодки, полные воинов. Полтора десятка вёсел с каждого борта прогибались от напряжения.

— К бою!

Цаган уже выдернул из налучи лук, но в этот момент рой стрел с русской ладьи достиг плота, и кони, словно взбесившись, принялись с диким ржанием лягаться и вырываться. Один из них проломил хлипкое оргаждение и с шумом плюхнулся в воду, за ним устремились остальные.

— Наши! Братие, бей!

Урусы-перевозчики разом взмахнули вёслами и опустили их на ближайших врагов, довершая неразбериху и хаос. Последнее, что увидел Цаган, как боевая ладья с треском проутюжила лодку-плоскодонку, плывущую по соседству. Тяжёлая стрела ударила в лицо, разом ослепив и оглушив, и наступила багровая тьма…

— Проклятые ур-русы!

Менгу в бессилии сжимал кулаки. Зря, ох зря он затеял переправу… Но как было не попытаться?

Менгу уже давно уяснил, что смелость и дерзость порой приносят победу куда проще, чем множество стенобитных орудий и неисчислимые полчища воинов. Но ещё более эффективным оружием является страх.

Расчёт был прост. Покуда идут переговоры, переправить на тот берег хотя бы пару туменов воинов, а ещё лучше три. Даже если урусы и отказались бы отворить ворота, переправу сорвать они уже не сумели бы. Однако коназ Магаил оказался куда смелее и решительнее, чем полагал Менгу. Уже через пять минут тяжёлая конница урусов обрушилась на переправу, разом смяв и загнав обратно в реку ещё немногочисленные монгольские отряды, успевшие на свою беду переправиться на тот берег. А тяжёлые урусские лодки, необыкновенно быстро подошедшие от Кыюва, потопили все добытые посудины и сейчас добивали тех, кто пытался спастись вплавь. Добивали безнаказанно, точно это были не прославленные монгольские воины, а слепые котята.