Золото плавней - Николай Александрович Зайцев

Микола Билый, услышав первый удар колокола, легонько толкнул Марфу:

– Пора, Марфушка. К заутрени сзывают.

– Да я и не сплю уж, поди, часа два, – тихим голосом ответила супруга. – Все о дитятке нашем, еще не рожденном, думаю. Волнительно как-то на душе.

Микола обнял супругу и нежно прижал к себе:

– Бог даст, все будет хорошо!

– Бог милостив, Микола. Знаю. Но все одно, чем больше срок, тем боязнее, – с тревогой в голосе прошептала Марфа и положила руку мужа под тяжелую грудь. – Послушай, как сердце бьется, почувствуй, как тревожно мне на душе.

– Не ты первая. Все образумится, – подбодрил супругу Билый. – Вставать нужно. Наши-то, поди, уже на ногах.

Иван Михайлович с Натальей Акинфеевной, по привычке, выработавшейся с годами, спать не ложились. Иван Михайлович, взяв на себя с первых лет семейной жизни обязанность читать для всей семьи необходимые в пост молитвы и каноны, стоял на коленях в красном углу пред образами. В руках глава семейства держал Псалтырь. Рядом, также коленопреклоненно, с зажженной свечой в руке стояла супруга, Наталья Акинфеевна. Псалтырь был дочитан. Иван Михайлович закрыл книгу и, прочитав «Царю Небесный…» осенил себя двуперстием.

– Ну что, мать, пора. К заутрени звонят, – сказал Иван Михайлович, подымаясь с колен. – Детей будить нужно.

Наталья Акинфеевна перекрестилась, кряхтя, поднялась на ноги.

– Прости, Господи, – прошептала. В малую хату, стараясь не подымать лишнего шума, вошли Марфа с Миколой.

– Не нужно будить, – с улыбкой на лице сказала невестка. – Мы уже не спим.

– Вот и добре, – ответил Иван Михайлович. – Значит, все вместе и пойдем.

– Михайло! – позвал Микола брата. – Ты с нами?

– А як же ш! – полусонным голосом ответил брат. – Чай одно семейство-то!

– Як же ш, як же ш, – передразнил брата Микола. – Ох и потешатся над тобой в училище. Попомни мои слова. – И протянул: – Юнкер Билый. А шо, батька, может, в артиллерию его отдадим? Штык юнкер Билый звучит куда как грознее. Знавал я одно поручика артиллириста, отчаянный граф был, поди, уже голову сложил.

– Тю, – протянул Михайло. – Я в кавалерию пойду, только там самые отчаянные. А граф твой, поди, бублики сейчас у мамки у самовара ест да девок на сеновале щуплет.

Микола покрутил головой, хмыкая и вспоминая Ваню Суздалева, но возразить не успел.

– Будя! – оборвал разговор братьев отец. – Не на базар собираемся. Опосля побалакаете и за «як же ш» и за «шо ж». Молитвы лучше прочтите!

Братья смутились.

– Так прочли уже, батько! – ответил за двоих Микола – Как водится, прочли!

В дверь хаты постучали. Марфушка, вздрогнув, перекрестилась. Иван Михайлович не торопясь подошел к двери. Отворил. На пороге стоял крестник Миколы, сынишка его односума. По традиции вечером 6 января (рождественский сочельник) крестники приносили своим крестным родителям кутью.

– Микола! – позвал Иван Михайлович сына. – Подь сюды. Хлопец, твой крестник, пришел!

Со словами «Батько и маты прыслалы вэчерю!» крестник протянул Миколе миску с кутьей.

– Спаси Христос, Иванко! – ответил Микола, троекратно обнимаясь с малым. Держи и ты в ответ подарочек! – Билый протянул казачонку денежку и пригоршню конфет.

– Благодарствую, крестный! – радостно крикнул малой и побежал к выходу.

Ворота во двор к Билым вновь отворились, и через минуту послышался робкий стук в окно. Иван Михайлович отер рукавом бешмета слегка затянувшееся морозным рисунком оконце. Ватага малых казачат стояла во дворе. Один из них, по-видимому, самый старший, выделявшийся ростом, в руках держал восьмиконечную Вифлеемскую Звезду, прикрепленную к шесту. Это был звездарь. Именно на него и возлагалась обязанность носить звезду и первым запевать колядки. Рядом с ним стояли двое казачат поменьше ростом. У одного в руках был колокольчик, другой держал большой мешок. Несущий колокольчик – звонарь. Звонком в колокольчик он возвещал о приближении христославов. Держащий в руках мешок – мехоноша – был крепким по сложению. Он по традиции носил мешок, в который христославы собирали угощение. Остальные казачата – вертепники – были разодеты в ангелочков.

Завидев хозяина, за окном раздались дружные голоса:

– Можно похристославить?

Иван Михайлович улыбнулся и, махнув приглашающе рукой, пошел отворять дверь. В Святой вечер не пустить в дом пришедших считалось большим грехом.

Получив добро, дружная компания вошла в хату, и звездарь, приподняв вверх шест с Вифлеемской Звездой, запел громко и уверенно: «Рождество твое, Христе Боже наш, возсия мирови свет разума, в нем бо зве здам служащии звездою учахуся…» Остальные нестройным хором подпевали: «Тебе кланятися, солнцу правды, и тебе ведети с высоты Востока. Господи, слава тебе!»

Далее наперебой последовало поздравление всех с праздником и пожелания здоровья и счастья.

Затем один из христославов, малой лет шести, тонким голосом запел:

Я маленький хлопчик,

Принесу Богу снопчик.

В дудочку играю,

Христа забавляю.

А вы, люди, знайте,

Копеечку дайте

И курочку, петушка

И пшенички два мешка.

Билые всем семейством слушали и улыбались малым в ответ.

– Чем же вы берете? – спросл Иван Михайлович, когда песня завершилась.

– Чем Бог послал! – ответили казачата. Наталья Акинфеевна наделила их пряниками, пирогами, колбасой, салом, конфетами и немного деньгами.

Малые поблагодарили радушных хозяев и пошли с миром дальше нести радостную весть. Бывало и так, что увлекались христославы, забывая о времени, и ходили славить Христа всю ночь, до рассвета. Их принимали только до восхода солнца. Взойдет солнце, вернутся люди от заутрени, христовщикам говорят: «Скоро колядовать будут, а вы все еще христославите!» Но такие случаи бывали редко. Традициям станичный люд от мала до велика следовал неукоснительно.

Билые, надев теплую одежду, во главе с Иваном Михайловичем пошли в церковь. Со всех концов станицы по протоптанным на снегу тропам станичный люд стекался к заутрени, приветствуя друг друга: «С Праздныком! С Рожеством Хрыстовым!»

С колокольни послышался праздничный перезвон. Его звук быстро разнесся по станице и ее округе. Освященная светом луны, станичная церковь выглядела по-особенному торжественно и величественно. Купол и крест на нем сияли подобно Рождественской звезде.

К этому дню церковь по традиции была украшена особым образом – елями, пихтами и соснами. А на при-храмовой территории, тщательно очищенной от снега, был установлен традиционный вертеп – образ пещеры, в которой Богомладенец Христос явился на свет. Церковные врата были также обрамлены ветвями горных елей.

Царские Врата, иконостас, икона праздника Рождества, возложенная напротив алтаря, надвратные и особо чтимые иконы были украшены белыми цветами, вплетенными в пихтовые гирлянды. Рядом с иконой Рождества Христова было устроено из веток ели подобие пещеры со вставленными внутрь свечами.

В храме царил полумрак. Станичники, празднично одетые, становились на свои привычные