Ветер, кровь и серебро - Виктория Александрова

не подпускаю, но, думаю, рано или поздно… — она вздохнула, — они подружатся. А теперь рассказывай ты.

Она отправила в рот кусочек говядины и взглянула на мужа заинтересованно. Ночью он так и не рассказал ей, что произошло в Фарелле, по какой причине он так долго там пробыл и почему так и не оповестил её, что письмо было лживым. Кристина, впрочем, его не винила: главное, что он вернулся к ней, главное, что он жив и здоров…

Генрих откашлялся — видимо, всё же простыл вчера, а горячий чай и тепло не успели убить заразу.

— Стоит сказать, что у нас сразу всё пошло… через одно место, — начал он. — Мне пришлось торчать на той пристани около седмицы, дожидаясь короля. До Фарелла мы доплыли спокойно, но там опять пришлось ждать в портовом городе целых сорок дней — из-за начавшегося поветрия. Благо, в Фарелле лето ещё холоднее, чем у нас, а то мы бы точно загнулись от жары, — Генрих коротко рассмеялся, и Хельмут подхватил его смех, лишь Кристина слушала с серьёзным выражением лица, внимательно и даже встревоженно. — Потом уже ждали в столице, почти каждый день к нам приходили посланники от короля с просьбой подождать ещё: король, мол, на трон взошёл недавно, а брат его умер неожиданно, он должен сначала разобраться во всех тонкостях управления страной и ведения переговоров, а потом уже… — Он хмыкнул и добавил вполголоса: — А вот в тонкостях ведения войны ему, кажется, разбираться не захотелось.

Кристина помнила, как этот фарелльский король, решивший затеять войну с Драффарией, оказался на троне — сверг своего племянника. Хоть кому-то, кроме неё, в этом мире не везёт с роднёй… Интересно, думал ли вообще этот человек, отнимая у племянника трон, о том, что власть — это не просто восседать на престоле?

— Поначалу я отправлял тебе письма, — продолжил Генрих, — и довольно часто, но они, судя по всему, не доходили вообще.

— Нет, — кивнула Кристина. — Я так полагаю, их перехватывали люди Джойса.

— Я тоже так подумал, поэтому перестал писать. Прости, что заставил тебя волноваться.

— Здесь нет твоей вины. — Она улыбнулась и легонько дотронулась до его пальцев.

— Потом нас наконец позвали в королевский замок, и вот тогда-то и началась всякая чертовщина. — Он напрягся, аккуратно положил вилку в пустую тарелку и убрал руки на колени. — О том, что на следующий день после начала переговоров их король, как там его…

— Ты больше полугода проторчал в Фарелле, но так и не запомнил, как зовут их короля? — хмыкнул Хельмут.

— Плевать, — отмахнулся Генрих. — Так вот, о том, что их относительно новый король умер, ты, я вижу, тоже не знала?

— Нет, — покачала головой Кристина, вздрогнув. — Да и откуда, если границы были полностью перекрыты? Ни письма, ни гонца, купцы ещё раньше ездить перестали…

— Полагаю, это из-за белого жара — болезни, которая начала распространяться как раз в тот момент, когда мы приехали. Фарелл потихоньку закрывал границы, мне до сих пор кажется, что попасть из Парима в Льорке нам помогло лишь чудо… — Генрих усмехнулся. — К слову, думаю, именно белый жар и лишил жизни воинственного короля.

— Из-за того, что он умер, у вас возникли какие-то трудности? — спросила она.

— Именно. Кто-то заподозрил в отравлении нас, кто-то пенял на свергнутого племянника, между прочим, законного наследника престола. Да, он проиграл битву и был серьёзно ранен, но остался жив и продолжал иметь хоть какое-то влияние в стране… Но сторонники отравленного короля до последнего не воспринимали его всерьёз, и даже когда лучшие лекари столицы сделали вскрытие и не обнаружили никаких следов яда, нас всё равно ненавязчиво и мягко, — в голосе зазвучала едкость, — попросили задержаться до выяснения обстоятельств. Трон должен был унаследовать сын короля, которому едва исполнилось двенадцать. И как раз из-за того, что законного наследника никто не воспринимал всерьёз, многие, мягко говоря, удивились тому, что его армия внезапно оказалась под стенами Льорке…

Кристина слушала рассказ Генриха как древнюю легенду, как сказку или балладу о доблестных рыцарях, коварных королях, заговорах и сражениях. Она сама то и дело оказывалась в водоворотах похожих событий и в то же время не могла поверить, что её муж недавно пережил что-то подобное, будучи при этом сторонним наблюдателем и, судя по всему, почти не принимая в этих событиях никакого участия. Хельмут тоже сидел, приоткрыв рот и округлив глаза; вилка с насаженным на неё куском тушёной говядины замерла в его пальцах.

— Сложно сказать, сколько всё это длилось… — вздохнул Генрих. — Законному королю не пришлось брать город штурмом — его сдали без боя, многие сподвижники почившего короля предпочли перейти на сторону его племянника, чем терпеть на троне двенадцатилетнего мальчугана и постоянно вести войну друг с другом за влияние над ним.

— Какой это был месяц? — уточнил Хельмут. — Когда король умер?

— В конце лиеписа[20] или начале ругпутиса…[21] — задумался Генрих. — В середине лета, в общем.

Именно в конце лиеписа Кристина получила то злополучное письмо… Её передёрнуло.

— Хотя лето — это громко сказано, — продолжил муж, сворачивая у себя на коленях белоснежную салфетку. — Слава Богу, снег не шёл, но холод стоял просто зверский. К слову, стоит отдать должное догадливости Джойса — болезнь меня и правда чуть в гроб не вогнала.

— Ты болел? — воскликнула Кристина, аж подпрыгнув на стуле. — А сейчас как себя чувствуешь? И зачем только ехал под дождём, переждал бы до утра…

— Сейчас всё в порядке, — улыбнулся он и, насколько позволяло расстояние между стульями, приобнял её. — Подкашливаю иногда, но это ничего.

— Это не «ничего»… — покачала головой Кристина. — Вдруг болезнь вернётся?

— Не переживай, пожалуйста, — попросил Генрих спокойно. — Хватит с тебя переживаний, любовь моя. Не нужно так обо мне беспокоиться, правда. — Когда она кивнула, он продолжил свой рассказ: — В общем, разбирательства о смерти короля прекратились, но моя болезнь помешала нам продолжать переговоры с новым, законным королём, который наконец-то получил отцовское наследство. В этот раз пришлось ждать уже фарелльцам. Но они, как ни странно, тут же стали перед нами едва ли не на цыпочках ходить, лекарей своих прислали… Собственно, в рукшеисе[22] я встал на ноги, — сказал он, с лёгкой улыбкой глядя на Кристину, которая, в свою очередь, смотрела на него большими глазами, полными тревоги и сочувствия, будто болел он прямо сейчас, а не несколько седмиц назад. Сложно было поверить, что как раз в рукшеисе, когда Генрих в Фарелле оправлялся от болезни, она снимала с Эори осаду… — Переговоры продлились не