Знак расставания - Лиз Райан

В полдень они собрались под легким навесом, и после краткой речи Эмери приказал открыть гигантский экран, находящийся позади него, с эмблемой компании.

Затем зазвучала музыка. Бен едва мог слышать первые нотки мелодии, они были настолько мягки, словно легкие всплески воды в тишине. Но затем звук окреп, словно наполняясь ветром… Когда Бен услышал голос гобоя, он задумался об Эран: она могла бы быть частью всего этого! Но она не была профессионалом, она бы отказалась… Бен придумывал для себя всякие оправдания.

Музыка собрала толпу. Картина была настолько удивительна, настолько реалистична, что казалось, будто Бен находится на яхте, обдуваемый свежим ветерком. Бен был дилетантом в парусном спорте, а ощущения и впечатления были очень важны для Эмери, потому что у Бена был свежий, без всяких стереотипов, взгляд на его дело. Искушенные люди выискивали недостатки в произведении Бена, но их не было!

До рези в глазах Бен всматривался в удаляющиеся яхты, пока они не пересекли финишную полосу и не вышли из гавани. И вдруг за какие-то несколько минут под звуки крещендо тронулась самая великолепная, украшенная флагами флотилия. Это был самый пик представления, когда в предвкушении победы объединенная духом товарищества команда вела свою быстроходную яхту. А музыка отразила в своем языке каждый нюанс этого действия. Мелодия была острой, подобно корпусу яхты, разрезающему волны, стремительной и быстрой, подобно свистящему в парусах ветру, и необыкновенно чистой и прекрасной, подобно сверкающему бриллианту.

Эмери первый вскочил, захлопав, и шлепнул Тхана по плечу, когда вокруг раздались бурные аплодисменты. Бен знал, что это было не только признанием его музыки, но и победы всей команды: фотографов, редакторов, музыкантов, дирижеров — всех, кто работал над проектом.

— Я теперь понял, почему Эран возила меня на Крит после европейского турне! Мы жили там в простой гостинице, делали самые обыденные вещи — и все для того, чтобы я не отрывался от реальности жизни, чтоб чувствовал твердую почву под ногами! Тогда я не понимал и ненавидел все это! О Господи, как я ошибался! — воскликнул Бен.

Двумя неделями позже компания «Шваб» объявила войну. Они присвоили себе права на продукцию Чима и собирались подавать в суд.

— Прекрасно, — ответил Эмери по телефону, перенимая громоподобный тон Уинстона Черчилля. — Мы будем сопротивляться! Независимо от того, во сколько нам это обойдется. Все может быть, мы будем бороться на воде, на суше, мы будем бороться в полях и на улицах, мы будем бороться на холмах, мы никогда не сдадимся!

— Нет! — воскликнул Бен. — Мы не сдадимся!

* * *

Но ситуация была идиотской, поскольку никто в действительности не знал, кто приобрел права на продукцию Чима, а все усилия, чтобы выяснить это, были напрасны. Неужели проект принадлежал Чиму? А возможно, Бену, так как он является автором музыки? Но ведь музыка была написана исключительно в рекламных целях. Если обладателем прав являлся Чим, то он с удовольствием дал Бену полную свободу творчества. Если Бен являлся законным хозяином проекта, то Эмери в первую очередь попросил бы его ни в коем случае не продавать права какой-либо другой компании. Если же «Шваб» объявила бы проект своей собственностью, то Бену пришлось бы признать, что они купили его с потрохами.

Конечно, необходимо было сначала составить все деловые документы, заключить контракты, получить патент, т. е. заняться бумажной ерундой. Но это же было полюбовное соглашение, жест дружбы и доверия! И теперь эта дружба была нерушима, словно скала.

— Я возьму всю вину на себя, мой мальчик. Я скажу, что сам втянул тебя в это, и мои деньги — это единственные деньги, которые были связаны с необходимыми расходами! И это действительно так, — сказал Чим.

Больших денег это не стоило. Это был эксперимент, и Бен не ожидал такого фурора. Ему было горько и досадно, что с ним поступили по-свински.

— Ублюдки! — завопил он. — Ублюдки, ублюдки, трусы! — Схватив какую-то японскую вазочку, Бен швырнул ее в стенку, и она разбилась вдребезги.

— Естественно, это не только деньги. Это — неповиновение, — произнес Дэн.

Аймир кивнула в знак согласия. Большие компании, словно тираны, эксплуатируют своих служащих. В периоды спада служащие крепко держались за свои рабочие места. А Бен Хейли бросил вызов компании грамзаписи, осуществлявшей полный контроль над своей рабочей силой.

— Сколько лет сейчас Бену, Эран? — спросила Аймир.

— Двадцать пять исполнится в июле, — ответила та.

Уже совсем взрослый. Ему было только двадцать два, когда он вошел в мир шоу-бизнеса. Бену потребовался год, чтобы осуществить свои замыслы, и еще год, чтоб начать работу с компанией «Шваб».

Эран сейчас было двадцать три года, но внешне она все еще напоминала хрупкую, маленькую девочку, особенно в те минуты, когда, отдыхая, она валялась на траве — ее глаза были такие мечтательные и беспечные! На ее лице не было и следа косметики, рот был слегка приоткрыт, волосы развевались на ветру.

Эран глубоко вздохнула. Конечно, после трех лет жизни с новым другом и успешной карьеры, Бен уже не устраивал ее. Эран даже говорила о том, чтобы привезти Тьерри в Ирландию на Пасху, он был очаровательный француз — во всех отношениях. Но, увы, у Тьерри был магазин в Булони, и он не мог его оставить даже на день. Аймир и Дэн надеялись встретить Тьерри летом, при условии, что потом могли бы позволить себе поездку с детьми во Францию. Кража машины Дэна, пока он гостил у родителей в Дублине, поставила всякую возможность уехать куда-нибудь на каникулы под вопрос.

Эммет был похож на Дэна — такой же светловолосый, с зелеными глазами и веснушками. Никто не верил, что они с Рианной родные брат с сестрой. Аймир казалось, что Люк Лейвери уже догадался о Рианне, впрочем, как и Энни Мак-Гован, но эти двое никогда не задавали бестактных вопросов. В этой деревушке судачили все, кроме Люка и Энни.

Рианна визжала от радости, требуя, чтобы Люк подбросил ее повыше. Эран с улыбкой наблюдала за своей двухлетней дочкой, потом, повернувшись к Дэну, она попросила у него газету.

— Возьми, там есть фотография. Бен выглядит очень сексуальным.

Эран улыбнулась, покраснев. Дэн умел дразнить людей.

Да… там была фотография, и Бен действительно был сексуален. Сексуальный и неповинующийся. Входя в зал суда, он держал подбородок высоко, на его устах притаилась незаметная улыбка; он был одет в жакет и рубашку, без галстука. Тхан стоял рядом, за его грубой внешностью крылась яркая, сильная индивидуальность. Дорогой «старик» Тхан, Эран пришлось пожертвовать их дружбой; сегодня она сожалела об этом и очень тосковала без вьетнамца.

Но Бен не чувствовал себя столь же уверенным, как выглядел внешне. Двенадцать дней слушания стоило целого состояния, но ни к чему не приводило. Если бы Бен победил, он бы только вернул то, что принадлежало ему, — так или иначе. Если бы он проиграл, то ему бы пришлось работать с компанией «Шваб» еще целый год до истечения контракта! Какие же они дураки! Как же Бен мог сочинять песни для них, как он мог исполнять их в таких условиях? Он мог бы возненавидеть и обидеться на них; но Эран знала, что важнее всего для Бена были фанаты. Для них он и продолжал писать и сочинять. «Шваб» это было очень выгодно, они знали, что поклонники не бросят Бена в такой момент.