Провидение зла - Сергей Малицкий

Через два часа, когда до перевала осталось не более двух сотен шагов, Кама оглянулась. Далеко внизу, в начале заснеженной тропы, крохотными фигурками темнели пять всадников. Они пытались ехать верхом, но через сто-двести шагов должны были непременно спешиться.

«Остальные пошли в обход, – подумала Кама. – Сколько их – неизвестно. Этих – только пять. Жаль, что только пять».

Она подумала о том, что собирается убить этих пятерых, и вдруг испугалась собственного спокойствия. Вот только теперь, в это самое мгновение, она поняла, что убила собственными руками уже двоих людей. Одним из них оказался тот, кто еще не так давно жил под ее веками. Вторым – юный мерзавец, которого до сего дня она имела возможность не замечать. Ее двоюродный брат. И вот она собирается убить еще пятерых, а потом еще столько, сколько потребуется, чтобы огонь, который пылал в ее сердце, хотя бы немного ослабел, и не испытывает ни волнения, ни тревоги. А ведь все время, которое она провела с мечом в руках на заднем дворе лаписского замка, главной мыслью, живущей в ней неотступно, было ожидание ужаса от того, что оружие в ее руках рассечет живую плоть, причинит боль и принесет смерть. Она никогда не думала, что ее будущий противник может оказаться ее врагом или случайной жертвой. Она была уверена, что рано или поздно ей придется убивать, и печалилась лишь о том, как сама будет жить после убийства, совершенного собственными руками. И вот она уже начала убивать и ничего не чувствует, кроме пустоты внутри и холода снаружи.

Кама поднялась на перевал. Впереди, на три лиги, лежало плоское, заснеженное плоскогорье. У его начала стоял второй бастион. Когда-то они поспорили с Сором, кто первым доберется до него. Правда, время было летнее, и от нижнего ардуусского дозора за состязанием с любопытством наблюдали несколько стражников, а на верхнем угнездился любопытный мытарь-писец, но Каме тогда пришлось нелегко. Она поднялась на перевал второй. Игнис был третьим. Всех опередил сам Сор. После состязания он сказал принцу, чтобы тот не опускал нос, потому что Каме, которая лишь чуть-чуть слабее Игниса, пришлось нести наверх вдвое меньший вес. Кама же услышала, что она в два раза легче Игниса, но не только не обогнала брата на половину расстояния, но и едва не уступила тому первенство. Сейчас первенство Камы никто оспорить не мог. Кама оставила лошадь у бастиона, подошла к плоскому камню, на котором мытарь вычерчивал куском мела суммы перевального сбора, прежде чем занести их в учетный пергамент. Сейчас камень был чистым и даже чуть теплым от нагревшего его весеннего солнца. Кама нашарила под камнем кусок отсыревшего мела, обкрошила его до твердой середины, посмотрела вниз. Пятеро всадников уже преодолели половину ущелья. Были видны топоры у них в руках, самострелы. Из-под свейских шлемов, собранных из стальных полос и лоскутов бычьей кожи, свисали длинные белые локоны.

«Моют они их хоть иногда?» – почему-то подумала Кама и начала торопливо вычерчивать заклинание. Все-таки жаль, что она так мало времени отдавала магии. Да, знать все, что предлагал Окулус, наизусть – неплохо, но практику ведь ничто не заменит? Да и трудно точно упомнить все тонкости, ведь к каждому заклинанию порой прилагалось до половины свитка разъяснений и уточнений. Вот как, к примеру, определить, в какую сторону будет направлено заклинание каменной дрожи? Или, как говорил Окулус, маленького землетрясения. Не его ли он приводил в пример, когда говорил, что пронзить вражескую крепость насковозь иглой куда труднее, чем разрушить ее до основания? Ну да ей-то, принцессе Лаписа, не нужно разрушать крепость, всего-то следует тряхнуть пару скал, хотя бы сдвинуть со склона ущелья пару камешков, облепленных снегом! Значит, вот все фигуры, вот главные линии, вот знак крепости, к ней руна усиления, еще одна лишней не будет. Вычертим руну направления. Нужна она в этом заклинании или нет? Привязки к общему контуру что-то не видно. Окулус что-то напутал или она неправильно запомнила? Все вроде бы сходится, но вот руна направления – будто клякса на чистом листе. И знак усиления? Нужен?

Кама наморщила лоб, затем махнула рукой, выложила в центр рисунка приготовленный мум, щелкнула пальцами и прочитала нужные слова. Мум потемнел, затем вспыхнул пламенем, рисунок оделся огненными линиями, но ни камнетрясения, ни сползания пластов снега в пропасть не произошло. Вместо этого раздался шум за спиной. Кама оглянулась. Бастион за нею растрескался и с умеренным грохотом сложился внутрь себя, отпугнув в сторону лошадь. Раскатистый грохот донесся и из ущелья. Кама с надеждой вскочила на ноги, но нет. Снег если и сдвинулся, то незаметно для глаз. Зато уже дальний бастион у начала ущелья тоже, кажется, превратился в груду камней. Между тем свеям осталось преодолеть не более трети ущелья. И мум был далеко, на дне мешка, на лошади, которая отбежала и теперь стояла в полусотне шагов.

– Сейчас! – почти зарычала Кама, подхватила горсть снега, затерла прежний рисунок и начала чертить новое заклинание. Да, мума у нее под рукой больше не было, но не тот ли Окулус говорил, что всякий человек может создавать мум усилием воли, вся разница в том, что истинный маг способен наполнять силой любое плетение, а какой-нибудь селянин изрыгает крохи силы, да и то лишь в подпитии и злобе. Неужели у нее недостаточно злобы, чтобы наполнить силой что-то немудрящее, что она уже делала когда-то, да хоть заклинание песка! Даже Сор говорил, что заключенный в темницу маг способен обратить часть ее кладки в песок, и вся сложность для него заключается не только в наличии мума или собственной силы, но и в ее ограничении, потому что неумелая ворожба не только обращает нужный камень в песок, но и сотрясает само здание, а иногда и разрушает его, хотя дай Энки сил самому умелому колдуну хотя бы на один кирпич. То, что надо, уж кем-кем, а умелым магом Кама себя не считала. Хотя камешек в песок она уже обращала и даже получала сотрясение мостовой, на которой это происходило, трещина, во всяком случае, на ней появилась. Правда, и мума тогда было потрачено изрядно. А без мума?

Кама положила ладони на края нехитрого рисунка, одного из немногих, который она опробовала в деле, зажмурила глаза и, произнося заклинание, налила свои руки сталью, пронзила камень ненавистью, наполнила голос ядом. И едва не разбила нос. Огромный камень шириной в три локтя и высотой в два с сухим треском рассыпался в пыль, да так, что Кама не только кувыркнулась вперед, ободрав переносицу о зашипевший от жара лед, но и обожгла ладони и уже обветренное лицо о нагревшийся от колдовства песок.

Слезы хлынули из ее глаз, и принцесса не удивилась бы, если бы и они зашипели на щеках. Свеям до конца ущелья осталось лишь четверть его длины. Еще немного, и даже снег не будет им препятствием. И кони у них были свежее, чем лошадь Камы. И самострелы в руках. И наглые улыбки на лицах. Ничего не скажешь, красавцы. Что же делать?

И чувствуя, что отчаяние охватывает ее, Кама выпрямилась, набрала полную грудь воздуха и заорала изо всей силы. Заорала так, как не орала она никогда в своей жизни. Так, как заорала бы она на сигнальной башне крепости, если бы в первые мгновения не свело судорогой ее легкие, и как дико она орала там секундами позже, не в силах перекричать крики в крепостном дворе, пока не лишилась голоса. Теперь голос к ней внезапно вернулся.