Пламенная роза Тюдоров - Бренди Пурди

Снова в реку! Иногда слова причиняют больше боли, чем смертельный недуг, иногда – исцеляют… У слов всегда была и будет особая власть над нами, людьми.

Я опустилась на колени на лютиковой поляне у реки и с грустью смотрела, как скомканные листы бумаги распрямляются в тихих водах и плывут вдаль, словно маленькая флотилия лжи. Я оставила шелковые ленты лежать на траве, теперь они напоминали огромных желтых червей, лакомство для птиц, свивших гнезда на старых деревьях. Все, что он говорил мне, все, что приносило мне когда-то радость, оказалось ложью. И вовсе я не была особенной. Я никогда ничего для него не значила, и наш брак оказался для Роберта столь маловажным, что он с легкостью нарушил все обещания и разбил мое сердце, оставив меня, лишенную любви, погибать в одиночестве.

Сердце, исполненное любви, – самый прекрасный и драгоценный дар, какой один человек может преподнести другому, и я подарила ему свое. Как он мог разбить его? Как мог говорить все эти чудесные, теплые, волнующие слова – и предать меня? Я считала себя особенной, думала, что важна для него, верила, что он любит меня… А теперь вдруг поняла, что ничего этого не было на самом деле.

Слова теряют свой смысл, когда поступки срывают с истины покровы лжи. И когда Роберт перестал держать свое слово, правда начала потихоньку выплывать наружу. Я пыталась не замечать ее, придумывала оправдания его выходкам, потому что не хотела видеть его истинное уродливое обличье. Я не готова была принять тот факт, что все, во что я верила, было ложью. Как жестоко было с его стороны притворяться, давать мне надежду!

Как глупо было с моей стороны потратить всю свою жизнь на любовь к такому человеку, как он… Он не заслуживал меня, а я была достойна лучшего – истинной любви. Роберт представлялся мне теперь волком в овечьей шкуре, хамелеоном, шарлатаном, торгующим иллюзиями и ложью, словно уличные торговцы, предлагающие направо и налево панацею[31] и чудесные снадобья в маленьких стеклянных флаконах.

Я так долго была слепа, но теперь наконец прозрела и увидела, каков Роберт на самом деле, и все равно… Господи! И все равно я люблю его! Не знаю почему, знаю, что он того не стоит, но люблю, люблю, люблю! Я хочу вернуть его, хоть в том и нет никакого смысла. Знаю, наши отношения уже никогда не будут прежними, возможно, боли в них было больше, чем счастья, но я по-прежнему не могу оставить свои мечты о нашем светлом будущем. Я никогда больше не смогу верить ему, слишком много моих грез разбилось о камни его малодушия, слишком много обещаний было нарушено, слишком глубока была бездна, разделившая нас по прошествии этих мучительных лет. Но я так и не смогла избавиться от иллюзий, которыми он очаровал семнадцатилетнюю девушку на лютиковой поляне десять лет тому назад.

Как же я хотела проснуться, вырваться из объятий кошмара, в который превратилась моя жизнь, и обнаружить, что Роберт лежит со мной рядом на нашем супружеском ложе, с улыбкой глядит мне в глаза и называет милым своим Лютиком, после чего заключает меня в объятия и любит, пылко и нежно.

Прочь! Прочь от меня! Я гоню от себя эту мечту, ей никогда не суждено сбыться… Да и на самом деле не было этого никогда. Но если я перестану думать о нем, что же тогда останется мне? Ради чего мне жить? Вместе с нежными словами Роберта, преисполненными любви и страсти, исчезнет и смысл моей жизни. Я боюсь падать, пусть у меня давно уже выбили почву из-под ног. Я живу, но, по правде говоря, уже мертва. Он убил меня. Ведь какой смысл в жизни, лишенной надежд и мечтаний, когда нечего уже ждать, незачем зажигать свечу и вглядываться во тьму? Ответ на этот вопрос мне слишком хорошо известен: я обречена на бессмысленное существование, боль и пустоту. Каждый день я просыпаюсь с мыслью о том, что во всем, во всем потерпела сокрушительную неудачу. Иногда я смеюсь – пускай и морщусь от боли так, что случайные собеседники считают, что я не в себе, – смеюсь до слез, когда до меня доходят слухи о том, что Роберт хочет убить меня. Ведь я давно уже мертва. Я живу и дышу, хожу, говорю, но при этом меня давно уже нет на этом свете.

Я зарылась лицом в лютики на поляне, где мы когда-то любили друг друга, и горько заплакала, злясь на Роберта и еще больше – на саму себя. Я рыдала до тех пор, пока не выплакала все слезы и на небе не появились первые звездочки. После этого я поднялась на ноги и медленно пошла в сторону постоялого двора. На рассвете нам предстояло пуститься в путь – я должна была вернуться в Комптон-Верни и ждать там Роберта, чтобы отправиться в Камнор-Плейс, в очередной чужой для меня дом.

Эми Робсарт Дадли Поместье Камнор близ Оксфорда, графство Беркшир, ноябрь 1559 – февраль 1560 года

Холод, серость, уныние и мрак – вот чем встретил меня Камнор. Поместье напоминало огромный серый каменный прямоугольник, в центре которого располагался просторный, но такой же бесцветный внутренний дворик, выложенный плитняком, сквозь который пробивались упрямые сорняки, пытающиеся вдохнуть в Камнор хоть какую-то жизнь. Все было… невообразимо серым! Я искренне надеялась, что хотя бы внутри дома увижу хоть какие-нибудь цвета кроме этого и что Форстеры и все, кто живет под этой крышей, носят не совсем уж блеклые одеяния. Крышу украшали несколько стрельчатых щипцов, указывающих на небеса. Стрельчатыми были и узкие окна. В целом имение походило на священную обитель, какой оно и было две сотни лет, до тех пор, пока король Генрих не распустил все монастыри. За это время, разумеется, владелец поместья, доктор Оуэн, кое-что изменил, но Камнор по-прежнему не был похож на настоящий дом – скорее он представлял собой несколько отдельных хозяйств, существующих под одной крышей. Общими были лишь большой зал, кухня, кладовая и часовня. Хотя это место и не было таким зловещим, как Комптон-Верни, я поняла, что Камнор станет последним моим пристанищем – здесь все было пропитано отчаянием, и мне больше некуда было бежать. Я знала, что здесь и окончится мой жизненный путь. Впечатление усиливал пасмурный ноябрьский день, моросящий дождь и холод. За моей спиной будто прятался незримый палач, который вонзал в мое тело ледяные иголки, от которых меня до костей пробирал озноб.

Я внутренне содрогнулась, когда мы въехали через высокие арочные ворота в просторный двор. На внутренней стороне арки были изображены ангелы мщения со щитами и огненными мечами, которые сражались с целым легионом демонов.

У меня по спине и шее в очередной раз пробежали мурашки и волосы встали дыбом. «Сердце в пятки ушло», – едва слышно прошептала я, но если Роберт и услышал мои слова, то не подал виду.

Я невольно потянулась к его руке, забыв на миг, что больше не доверяю ему. Мне просто хотелось хоть раз ощутить в супруге опору, которую каждая жена должна обрести после замужества.

– Это место пугает меня, – призналась я едва слышным шепотом. – Оно похоже на могилу, на каменную могилу. Ты что же, собрался похоронить меня тут, Роберт?

– Бога ради! – воскликнул он, утерев пот со лба рукой в кожаной перчатке. – Тебе не угодить, Эми! Тебе не нравилось у Хайдов, ты вела себя как сумасшедшая, мне пришлось тебя оттуда забрать. Затем ты обвинила Ричарда Верни в том, что он тебя травит, потом – в том, что он нанял разбойника, чтобы убить тебя на пути в Лондон, хотя о твоей поездке он, негодяй, и слыхом не слыхивал. А теперь… – он вздохнул и махнул рукой в сторону дома, – теперь это место пугает тебя! И ты утверждаешь, что я, твой любящий муж, хочу похоронить тебя в этой могиле! Что же дальше будет? Призрак, инкуб, который насилует тебя во сне, демон, пьющий твою кровь, или целое сонмище ведьм? Господи, не будь ты женщиной, я бы давно уже присоветовал тебе писать пьесы, у тебя весьма богатое воображение!