Скитальцы - Кнут Гамсун

Если только цирк не уехал, ярмарка-то вчера закрылась, сказал Эдеварт, но я узнаю!

Август крикнул ему вслед: И ещё сходи к этой укротительнице и забери у неё мои часы! Она взяла их попользоваться.

Эдеварт быстро вернулся обратно — цирк уже уехал. Он покачал головой над незадачей друга: Опять ты остался без часов, а ведь они были совершенно новые!

Август и сам понимал, что сглупил, но что делать. Укротительнице нужно было знать время, не мог же он пожадничать и отказать ей! К тому же, сказал он, Бог с ними с часами, всё равно ходили они плохо и без конца останавливались.

Теодор, вмешавшись в их разговор: Проклятые часы! Мои тоже стоят, идут, только если их потрясти. А ведь я два дня трудился, чтобы их заработать!

Народ разъехался, торговую площадь убрали, в городке воцарилась тишина. Эдеварт и Теодор задержались, чтобы дать Августу время немного набраться сил, но в конце концов они всё же назначили день отъезда.

Август уже почти поправился и чувствовал себя прилично, но ему было стыдно перед Эдевартом за своё малодушное поведение в тот вечер, когда его ранили, поэтому он без устали поносил служителя цирка: этот болван ни на что не годен, тоже мне, горе-вояка, у него не руки, а крюки! Август был возмущён, он привык, что удар ножом — это верная смерть, а тут сплошной обман, служитель хотел, чтобы люди поверили, будто он убил человека. Ну попадись он ему!..

Йоаким пристраивал к своему хлеву ещё два стойла, всего два, на три стойла и на конюшню для лошади он не замахивался. Август предложил сделать особую загородку для двух телят, но Йоаким отказался. Сам по себе отказ не обидел Августа, он к этому привык, хотя Йоаким и подпустил яда в свои слова, спросив, не сделать ли ему стойло ещё и для двух канареек. Потом, несмотря на то что его рана ещё давала о себе знать, Август пожелал помочь Йоакиму с фундаментом, он вбил себе в голову, что непременно должен помочь ему, однако снова получил отказ и на сей раз обиделся, главным образом потому, что Йоаким пригласил в помощники чужого плотника.

Но так как Август решительно не мог сидеть сложа руки, он смастерил почтовый ящик, выкрасил его в ярко-красный цвет и заставил Йоакима написать на нём готическими буквами «Почта», после чего повесил ящик на стену лавки и был очень доволен собой. Люди не могли взять в толк, зачем Августу понадобился почтовый ящик, если у них в селении нет почты, но он заявил, что в Австралии на каждой деревенской лавке висит такой ящик, почему бы ему не висеть и здесь: жители Поллена смогут опускать в него письма, адресованные на Лофотены, или любовные письма, зная, что раз в неделю их письма точно отнесут на почту те, кто пойдёт в церковь. А кроме того, сказал Август, уже можно будет потребовать, чтобы и здесь открыли свою почту — Поллен достаточно большое селение!

Да, Август всегда был и остался неутомимым, и даже ранение в грудь не смогло укротить его, на то он и был единственным Августом в Поллене, он единственный объехал весь свет, и не так уж плохо, что он здесь живёт. Почему девушки Поллена сначала интересовались им, когда он первый раз вернулся домой, а потом перестали? Может, он и не мог предложить им спокойной обеспеченной жизни, но кто другой в округе мог это сделать? Теперь же они дерзко шутили с ним, говорили, что любят его и готовы умереть на его могиле, но Август только поеживался и улыбался.

И всё-таки хорошо, что этот человек жил в Поллене, он будоражил всех и заставлял что-то делать. Судьба была то благосклонна к нему, то низвергала его в пропасть, и, если бы он не потерял своих богатств во время кораблекрушения барка «Солнечная радость», он был бы теперь самым могущественным человеком в Поллене и даже во всей округе. Пусть этого не случилось, и пусть последующие годы тоже были не больно-то благосклонны к Августу, однако лень была чужда ему, и, даже несмотря на рану, его мучила жажда деятельности. Смотрите, вот на стене лавки горит огнём красный почтовый ящик, и он вовсе не портит стену, напротив, делает её особенной; позже, летом, около почтового ящика стали появляться объявления об аукционах, там же вывешивали и важные сообщения от ленсмана или пастора, а также объявления о делах по наследству со ссылкой на норвежские законы. Почтовый ящик помог сделать лавку в Поллене официальным местом.

Маленькая Поулине теперь одна хозяйничала за прилавком и всё решала сама — вопросы, связанные с покупкой и продажей, с ценами и предоставлением кредита. Она уверенно вела дело. Когда Эдеварт вернулся с ярмарки, он отдал ей непроданные товары и всю выручку от поездки. Тут-то и выяснилось, что Йоакиму его деньги вернулись с лихвой и что Эдеварт снова стал единственным владельцем лавки. Эта лавка должна принадлежать тебе, сказал он Поулине, и если ты бросишь её мне вслед, я даже не нагнусь, чтобы подобрать её. А чем ты теперь намерен заняться? — спросила сестра.

Вот именно, чем Эдеварт намерен заняться? Он уже не выглядел таким важным, каким был когда-то, проводил дни в однообразной праздности, перестал стричься и засыпал только под утро. Другое дело Август! Повесив почтовый ящик, он сделал ворот, чтобы доставать воду из колодца. Это заметно облегчило жизнь Поулине, у которой к зиме должна была появиться ещё одна корова. После ворота Август сразу же занялся пристройкой к хлеву, и присутствие чужого плотника стало лишним. Август взял руководство на себя и на свой страх и риск увеличил фундамент. Йоаким и сам уже понял, что ему понадобится загон для телят, но не хотел признаваться в этом и с напускным недовольством спросил у Августа: Что, чёрт побери, ты задумал? Хочу сделать загон для двух телят, ответил Август. Такой большой? Да здесь хватит места на шесть телят! — воскликнул Йоаким. Август только огрызнулся. И продолжал делать по-своему, хотя Йоаким пригрозил ему страшной карой, когда хлев будет готов.

Но такой уж он был, этот Август, деятельный, живой, неукротимый, безумный и ловкий.

А Эдеварт? Бог знает, не попросится ли он в конце концов в нахлебники к Осии и Ездре, чтобы остаться у них до самой смерти. Он и теперь мог бы заняться чем угодно, но не занимался ничем. Работа не могла помочь ему получить то, что ему было нужно и что помогло бы ему жить.

Пришло письмо от Ромео Кноффа, весьма доброжелательное письмо, хотя содержание его было крайне серьёзно: не поручит ли ему Эдеварт продать Доппен, ведь он там не живёт и не может по-настоящему вести хозяйство. У его соседа Карела два взрослых сына, и он хотел бы купить Доппен для старшего. Ромео великодушно предлагал забрать назад неиспользованное постельное бельё, которое Эдеварт брал у него, и вообще обещал соблюсти его интересы так, чтобы его долг лавке Кноффа оказался почти погашенным. Лодку можно продать вместе с усадьбой, потому как она непременно понадобится новому владельцу, а вот о водопаде они пока говорить не будут, Эдеварт может остаться владельцем водопада. Если он со временем захочет продать его, а Ромео его купит, они смогут договориться о строительстве там мельницы, и тогда Ромео с радостью готов взять Эдеварта старшим мельником, как ему советовал Август, товарищ Эдеварта...

Длинное, благожелательное письмо заканчивалось сердечным приветом от отца и от самого Ромео. Странно, Эдеварт чувствовал себя дома настолько посторонним, что это письмо от чужого человека из чужого селения взволновало его, словно что-то родное, он забыл потерянные там годы, и на мгновение в нём вспыхнуло желание вернуться туда. Он попросил Йоакима написать в ответ, что он не возражает против продажи Доппена и благодарит Ромео за доброжелательное отношение к нему.