Руны и зеркала - Елена Клещенко

– Что?

– Рука, вот что! Схватился неудачно, когда тяжесть исчезла. – Он злился, надо полагать, на себя самого. Будущий пилот не должен неудачно хвататься.

Бынц! Марианна выбросилу свой длинный бледно-розовый язык на стол перед Хуво и, легко оттолкнувшись задними лапами, перелетелу к нему – шарик цвета хаки, прикрепленный к рулетке.

– Дай руку. (Пораженный Хуво не сопротивлялся.) Тихо-тихо. Нет перелома, нет вывиха, растяжение.

Бынц! Язык прилип к аптечке, закрепленной на стене, миг спустя в лапках у Марианны была упаковка фиксатора. Такую вот упаковку Антон на занятиях по ТБ вскрыл не с той стороны и немедленно влип обеими руками в наноповязку: «Ага, злодеев и нарушителей фиксировать тоже можно», – откомментировала докторица-инструктор… Не успел он довспоминать, на запястье Хуво уже красовалась белая манжета.

– Спасибо.

– Марианна, ты молодец! – И вот сейчас он говорил от сердца, а не ради межрасового контакта.

– Хорошо. Может быть, вернемся к экзамену?

Трое студентов обернулись, глянули на экран.

Кругом был космос. Маневр по сборке-разборке базы меньше четырех часов отродясь не занимал.

Марианна снялу очки. Глаза у нее были неожиданно красивые – как два золотых цветка примулы.

– Профессор, можно я отвечу устно? Без очков.

– Надевайте обратно. Все равно тут нет локальной сети.

…Хуво набрал девяносто баллов, Марианна шестьдесят. Антон застрял в задаче и ушам своим не поверил, когда профессор сказал на минимальной громкости: «Попробуйте использовать свойства функций, непрерывных на отрезке». Модуль в этот момент даже чуть-чуть качнуло, будто все мироздание содрогнулось. Эремий Многочлен Твас никогда не подсказывал и никому ничего не прощал. По крайней мере, до сего дня.

Оставалось еще не менее двух часов, аудитория двигалась к новому месту дислокации, как любезно сообщили по дальней связи. Обед давно миновал, Антон с Хуво и позавтракать как-то не успели, и решено было разъесть бортовой НЗ. Пайки, положенные по регламенту, оказались на месте, не просроченные и с работающими процессорами. Сдвинули два стола, запустили синтезы. Четыре порции в полумраке аварийного освещения весело мигали огоньками четырех цветов, делали углеводы, жиры и аминокислоты четырех типов. Вода была одна для всех. Сидели, отхлебывали по очереди из большой фляги, делились байками про дурь безопасников.

– Профессор, а вы были на базе во время перезагрузки в шестьдесят четвертом?

– Я не мог. Возраст моего имаго – около ста двадцати стандартных мегасекунд.

Четыре земных годика. Чуть меньше. Видимо, Хуво и Марианна произвели аналогичные подсчеты в своих единицах, потому что уставились на Эремия так же тупо.

– Но до того были ларвальные стадии, первая и вторая, – сжалился профессор. – Матушка всегда видела нас учеными и обеспечила всему выводку лучшее математическое питание.

– А ваш батюшка? – спросил Антон. Хуво наступил ему на ногу под столом, но слово не воробей.

– Батюшка к тому времени отошел от дел и практически безвылазно жил в репродуктивных путях матушки, – спокойно пояснил Эремий. – Но, думаю, он не был бы против. В молодости он подавал надежды. А сам я всегда хотел работать в космосе, поэтому выбрал преподавание.

Многочлен – фанат космоса? День сюрпризов, воистину.

– И вы не жалеете? – застенчиво пискнулу Марианна.

– Нет. Даже сейчас. Хе-хе.

Студенты улыбнулись, каждый на свой лад. Четверо разумных сидели в космической ночи, ожидали еды и беседовали.

– Я часто думаю, – продолжал профессор, – о том, что мы, независимо от нюансов жизненного цикла и числа конечностей, сходны в чем-то главном. У каждого из нас есть личное сознание, индивидуальность, этические нормы, как врожденные, так и благоприобретенные в социуме. Сложнее с колониальными. Их эволюционный тренд – отказ от Я-концепции, от самосознания. Как следствие – отсутствие эмпатии, базовых эмоций на фоне высокого, не могу не признать, уровня мышления. У него нет понятия «я», его в принципе не может быть, когда разум не имеет постоянной телесности. У него нет понятия «ты, личность». Возникает вопрос, возможен ли в данном случае подлинный контакт или мы навсегда останемся чужими друг другу.

– Вы намекаете на… ээ-у… – Хуво пожамкал пальцами в воздухе, изображая летающую медузу.

– Ну, я бы не был так прямолинеен… Хм. Да. Я имею в виду его и таких, как он.

– Согласен, – сказал Антон.

– Мне жутко, когда он на меня смотрит своими щупальцами, – призналусь Марианна. – То ли смотрит, то ли нет. То ли он здесь, то ли нет.

Четверо разумных дрейфовали в космосе за одним столом, философствовали, глядели на разноцветные огоньки. Им еще предстояло узнать, что это была не учебная тревога. Все вышедшие в космос расы, естественные и генноинженерные, более или менее честно соблюдали Пакт, но кое-кого, как злую фею из сказки, забыли пригласить на генеральную ассамблею. Кое-кого, именуемого даже не слугой разумных, а высокотехнологичным оборудованием.

…В отличие от некоторых, Антон не слишком переживал, когда вышло официальное сообщение о конфликте с искусственным интеллектом. Эти гиперкомпьютеры он всегда недолюбливал, скажут бить их в космосе – будем бить. Но было неловко за свою первую реакцию, инфантильную и цивильскую, за рассуждения об «учебной тревоге» и насмешки над безопасниками. И вообще…

Впереди по коридору что-то двигалось рывками у самого пола. Медузоид. Чем-то его придавило, оторвало или отрубило трубку, но он изо всех сил спешил с докладом к своему Центру. Антон нагнал его, наклонился и сделал ладони ковшиком:

– Вы позволите?

Гардарики – «страна городов», где по-другому именовали богов, строили высокие стены из камня и конный путь предпочитали корабельному, где правили Вальдамар конунг и Ярицлейв конунг… проще говоря, Русь.