Первые бои добровольческой армии - Сергей Владимирович Волков

генерал-квартирмейстера Полевого штаба, в горячей речи очертил общую обстановку и призывал каждого из присутствовавших выполнить свой долг.

Здесь же была произведена запись добровольцев и было приступлено к организации 3-го добровольческого отряда «Спасения Кубани». Ядром его послужили офицеры 5-й Кавказской казачьей дивизии, только что прибывшей с фронта, во главе с казаком станицы Ладожской полковником Косиновым, а также офицеры других частей. Возглавил этот отряд полковник Лесевицкий.

Из юнкеров Киевского военного училища и Киевской Софиевской школы прапорщиков была сформирована немногочисленная пешая сотня. Юнкера сотни Николаевского кавалерийского училища вместе с остатками Екатеринодарской школы прапорщиков образовали конный взвод. Всего же конницы набралось около сотни, составленной из офицеров, казаков и учащейся молодежи. Особый порыв охватил реалистов Кубанского Александровского реального училища, из учеников старших классов которого была сформирована пешая сотня. Сотня эта в последующих боях проявила много доблести, понесла большие потери, а при общем выходе из Екатеринодара вошла в состав 1-го Кубанского стрелкового полка. Есаулом Крамаровым была сформирована офицерская батарея, в которую вошли, главным образом, кубанские офицеры, как-то: братья Певневы, Третьяковы, Захарьин, Олейников и др., а также несколько человек юнкеров и учащихся.

Первые 5 дней отряд Лесевицкого нес службу охраны, а затем был выдвинут на Кавказском направлении в станицу Усть-Лабинскую. Здесь он значительно пополнился казаками этой станицы. Тем временем части 39-й дивизии, занимавшие станицу Кавказскую, начали постепенно распространяться в направлении Екатеринодара и заняли станицу Ладожскую.

Смелым ударом полковник Лесевицкий выбил их из этой станицы и продвинулся до разъезда Потаенного. Отсюда, согласно заданию командующего войсками, Лесевицкий должен был ударить на Кавказскую и, заняв ее, двинуться на Тихорецкую одновременно с отрядом Покровского, занимавшим станцию Выселки. Но противник предупредил исполнение этого плана и, подтянув отряды Армавирский, Воздвиженский, Майкопский и др., под командою знаменитого впоследствии красного «главкома» Сорокина, офицера из фельдшеров, казака станицы Петропавловской, обрушился сначала на Покровского, а затем и на Лесевицкого.

Оказывая упорное сопротивление и неся значительные потери, отряд «Спасения Кубани» стал постепенно отходить в направлении на Усть-Лабинскую, а затем и далее – к Екатеринодару.

Стояла жестокая зима с ужасными метелями, особенно отягощавшими оборону, так как смены не было и слабому отряду Лесевицкого пришлось биться и день и ночь со все подходившими свежими силами Сорокина. Здесь многие офицеры, казаки и другие чины отряда проявили примеры мужества и покрыли себя славою храбрых.

Особенно воодушевлял других примером редкой доблести всегда жизнерадостный, неутомимый и находчивый двадцатилетний сотник Третьяков[160], только что прибывший из действующей армии и бывший тогда начальником небольшой конной команды разведчиков батареи есаула Крамарова. Неоднократно он со своей командой или сам лично оказывал услуги всему отряду – то делал глубокие разведки в тылу противника, то взрывал в тылу у красных виадуки и железнодорожное полотно, то с горстью разведчиков ходил в атаку на действующую батарею красных, на их пехоту и т. д.

В последних числах февраля полковник Лесевицкий заболел. У него оказался нарыв в ухе, причинявший страшную боль, и он принужден был сдать командование отрядом Генерального штаба полковнику Кузнецову. Тем временем был получен приказ командующего войсками о возможном оставлении нами Екатеринодара и об отходе за Кубань, о чем должно было последовать особое распоряжение. Отряду Кузнецова приказано было в таком случае переправиться через Кубань у станицы Пашковской и идти на присоединение к главным силам отряда в направлении на аул Шенджий.

В ночь с 27-го на 28 февраля красные крупными силами стремились охватить небольшой отряд Лесевицкого (он продолжал так именоваться и после ухода самого Лесевицкого). Противник стремился отрезать его от Пашковской. Рано утром 28 февраля красные огромными силами атаковали пехотные позиции отряда. Храбро дрались офицеры и юнкера, но зашедшие во фланг и с тыла значительные силы противника принудили немногочисленную нашу пехоту отходить. Единственный поезд отряда с прицепленной сзади площадкой, которую в отряде называли «броневой», стал также отходить к Пашковской. На броневой площадке его было одно орудие и несколько пулеметов.

Параллельно железнодорожному пути, по проселочной дороге в нескольких километрах впереди, отступала батарея есаула Крамарова без всякого прикрытия. Красные, пробравшись в тыл, сделали в камышах засаду и пулеметным огнем перебили почти всех лошадей в упряжках, почему пришлось оставить два орудия из трех, а также обоз батареи.

В момент отхода поезда рысью подошла команда конных разведчиков батареи, возвращавшаяся после исполнения задачи по взрыву полотна. Отступавшие юнкера-киевляне доложили сотнику Третьякову, что они, понеся большие потери, принуждены были при отступлении оставить два тяжелых пулемета. Сотник Третьяков, взяв с собою двух желающих из разведчиков – сотника Пахно и корнета Пеховского (горного инженера), – бросился карьером назад к противнику. С замиранием сердца смотрели пехотинцы и бывшие на поезде вслед трем отважным всадникам. В нескольких десятках шагов от наступающих цепей противника, под сильным его огнем, сотник Третьяков и корнет Пеховский, соскочив с коней, подняли пулеметы – один на коня сотника Пахно, другой на седло сотника Третьякова, – и затем все три всадника стали рысью отходить. Только чудом они уцелели и вывезли пулеметы. Дружным «Ура!» встретили их с поезда, когда они передавали туда пулеметы.

Между тем противник артиллерийским огнем обстреливал отходивший поезд. Один неразорвавшийся снаряд угодил под коня сотника Третьякова, который вместе с конем перевернулся в воздухе и был контужен. Разведчики привезли своего начальника на станцию Пашковскую и положили на бурке на перроне. Тем временем туда подошли артиллеристы с оставшимся орудием. Им были видны в бинокль брошенные орудия, к которым противник не мог подойти ввиду сильного огня с нашего поезда.

Желая спасти их, есаул Крамаров вызвал охотников. Вместе с ними и с пришедшим в себя Третьяковым он быстро двинулся на «броневой площадке» с локомотивом вперед, к брошенным орудиям. Под сильным огнем противника они соскочили с площадки и, подкатив на руках оба орудия на железнодорожное полотно, прикрепили их канатами сзади площадки. Поезд медленно, не прекращая огня, двинулся к Пашковской, таща за собой на буксире подскакивающие на полотне железной дороги, как лягушки, орудия. Спасая их, никому из чинов батареи не пришло в голову захватить и свои вещи, находившиеся здесь же на повозках брошенного обоза. При спасении орудий убитых не было, но было несколько раненых, в том числе женщина-прапорщик Оля Зубакина.

К вечеру 28 февраля был получен приказ командующего войсками об отходе, и с наступлением темноты отряд под командой полковника Кузнецова, переправившись на пароме через Кубань у Пашковской, отошел через аул Тахтамукай на присоединение к главным силам Кубанского отряда в аул Шенджий.

Вскоре состоялось соединение с Добровольческой армией,