Последний Завет - Филипп Ле Руа

– Ладно вам, Карла, возьмите себя в руки. А то прямо как дитя малое.

Он оставался холодным, бесчувственным. Ни малейшего сострадания. Хотя она знала, что он тайно влюблен в нее. Но это раньше, когда она еще была красива. А теперь расклад другой, и Ник не отваживался корчить из себя рыцаря ради ярмарочной уродины. По мере умывания вода в раковине помутнела, загустела, стала сперва песочно-грязной, потом коричнево-красной. И запахла вином. Подняв взгляд к зеркалу, Карла увидела свое отражение. И покачнулась от шока.

Ее лицо чудесным образом стало прежним, за исключением разве что нескольких кровоподтеков. Ей показалось, что у нее галлюцинация. Она не понимала, как такое могло случиться, но Ник объяснил, что всего лишь отскреб грязь. Земляной пол, на котором она провела ночь, и вино, которым она забрызгалась, разбивая коллекционные бутылки, обезобразили ее лишь временно. И не было никаких следов кислоты. Она зашлась нервным смехом, потом расцеловала своего спасителя. Конечно, ей хотелось бы понять смысл всего этого, но она предпочла использовать немногое время, которым располагала, на соблазнение Ника, чтобы заручиться средством как можно скорее забрать Леа.

В кафе «Греко» все разговоры вертелись вокруг исламистского теракта, совершенного накануне в окрестностях Рима. К осуждению каждый неизбежно добавлял припев о настоятельной необходимости вернуть муссолиниевские методы:

– Пора восстановить смертную казнь…

– Сперва надо поймать террористов…

– И разогнать всех черномазых…

Троица ностальгически настроенных римлян желчно пыхтела прямо в лицо Рафаэлю. В это смутное время молодой бармен выслушивал фашистских реплик больше, чем вытирал мокрых стаканов. Он перевидал толпы таких ворчунов, срыгивающих после чашки утреннего капуччино свои старые песни, пока отупение рабочего дня не избавит их от необходимости думать, рассуждать, составлять собственное мнение о современности, жизни, религии, смерти. Здесь, за стойкой бара, прежде чем направить свою энергию на завинчивание гаек, продажу пылесосов или оштукатуривание стен, они выдавали только штампованные идейки, распространяемые средствами массовой информации. Несмотря на шикарное убранство в стиле ретро, цены в кафе «Греко», основанном в 1760 году и видевшем некогда в своих стенах Бодлера, Вагнера, Уэллса и Феллини, были не выше, чем в любом другом месте. По крайней мере, пока посетители оставались на ногах. Поскольку, стоило только присесть, тариф увеличивался вчетверо. Так что мелкий люд наслаждался старомодным обаянием буржуазии стоя, любуясь на какую-нибудь звезду за столиком, укрывшуюся за темными очками. А Рафаэль, покуда его коллеги-официанты подавали пирог с полентой Клаудии Кардинале или мороженое с малиновым сиропом Монике Беллуччи, поил работяг кофейком.

– Эй, Рафаэль, может, ты и террористов обслуживал, кто знает? Пока они место подыскивали, – окликнул его Дино, завсегдатай, каждое утро опрокидывавший тут стаканчик кьянти, прежде чем втиснуть себя в крошечный сувенирный киоск.

– Насчет убийц не знаю, а вот пострадавших наверняка.

– Ужас. Все эти невинные люди не заслужили такого.

– А ты слыхал, чтобы смерть забирала только тех, кто ее заслужил?

– Вот что я тебе скажу…

Но Рафаэль уже не слушал Дино. Во-первых, потому что ему было на него плевать. А еще потому, что его взгляд, соскользнувший с помятой физиономии собеседника, наткнулся на женщину, только что облокотившуюся о стойку в самом ее конце. Длинные черные волосы, широкие скулы, большие миндалевидные глаза, кожа с медным отливом – явно нездешнее лицо. Монголка или эскимоска? В любом случае, ее экзотическая красота притягивала к себе. Он направился к ней, не останавливаясь перед крикуном, который уже битый час требовал свой кофе. Обычно Рафаэль ждал, пока клиент сам скажет, что ему надо, но на сей раз наградил незнакомку заинтересованной предупредительностью:

– Здравствуйте. Чего желаете?

– Здравствуйте, я бы хотела поговорить с Натаном Лавом.

Он застыл и бросил взгляд на настенные часы с эмблемой виски «Джонни Уокер», висевшие за его спиной. Было ровно восемь часов. Накануне какой-то человек назвался Натаном Лавом и выдал ему пачку банкнот в обмен на маленькую услугу. Достаточно всего лишь указать отель «Хайатт» тем, кто назовет его имя, при условии, что они явятся в бар семнадцатого января между восемью ноль-ноль и пятью минутами девятого.

– Отель «Хайатт», – ответил Рафаэль согласно договоренности.

– Спасибо, – сказала незнакомка и ушла, ничего не заказав.

У Рафаэля была слабость к женщинам. Недели не проходило, чтобы он не влюбился – из-за улыбки, взгляда, оголенного плеча. Но на этот раз его сразил голос. Чуть хрипловатый, со странным выговором, завораживающий своим тембром и некоторой властностью. И окутанный ароматом диких фиалок.

Его сладостные мечтания прервал какой-то подошедший к бару гигант, благоухающий лосьоном после бритья. У дюжего детины были рыжие, остриженные короче, чем бобрик на полу, волосы, костюм от Армани, измявшийся в долгой дороге, квадратный лоб и такие же челюсти. Несколько капель пота выдавали недавнее физическое усилие.

– Хелло, я ищу Натана Лава.

Опять американский акцент. Рафаэль посмотрел на часы. Четыре минуты девятого.

– Без одной!

– Что?

– Отель «Хайатт».

Карла отодвинулась от Ника, спустила перепачканное грязью платье к своим ободранным ногам, сняла трусики и переступила через край ванны. Ник сперва отвел глаза, но не смог долго противиться искушению. Вода брызнула из головки душа и растеклась по телу итальянки. Она не придумала ничего лучше, кроме как перетянуть слугу Владимира на свою сторону. И в качестве задатка дала ему поглазеть на свое тело. Особо хитрить было некогда. Она еще никогда не прибегала к этому средству. Наоборот, внешность порой даже мешала ей, привлекая толпу домогавшихся ее мачо, которые наверняка затоптали бы идеального, но менее предприимчивого претендента. Был среди этих фаллократов Модестино, неаполитанец с горячей кровью, который обрюхатил ее как-то вечером после танцев и испарился, не дожидаясь рождения Леа. Был еще Этьен, вспыльчивый француз, женившийся на ней и сгинувший где-то в Арктике в рождественский вечер. Потом был Владимир, раздражительный русский, давший ей все, включая венерическую болезнь и страх. Но этот-то никуда не исчез, напротив. Модестино, Этьен, Владимир – сильные личности, помешавшие ей заинтересоваться более сдержанными мужчинами, такими как Натан Лав. Да, раньше она была безрассудна. Но теперь возьмет дело в собственные руки.

– Ник, не подашь мне полотенце?

Шофер исполнил просьбу поспешнее, чем приказ хозяина подать лимузин. Когда он протянул ей полотенце, держа его, как тореадор свой плащ, она прижалась к нему. Он положил ей ладони на мокрую спину и наклонился, чтобы поцеловать. Карла не сопротивлялась. Подняла руки и обвила его шею. Полотенце упало, вслед за ним пиджак и рубашка Ника, не способного под напором ферромонов оценить опасность, которой подвергал себя, тиская женщину своего хозяина. Чтобы он не успел опомниться, Карла отдалась ему тут же, не сходя с места. Потом подхватила с полу одежду – и свою, и его.