Место, где зимуют бабочки - Мэри Элис Монро

– Si! В этом вся наша тетя Эстела. У нее громкий голос, но и como se dice? Но и сердце у нее большое.

– Да, – согласилась Луз. – По-моему, она главный двигатель в этой семье.

Вот так, мешая английские и испанские фразы, сестры стали болтать обо всем на свете. Ядира подробно объяснила Луз назначение всех предметов из алтаря, рассказала об их священном значении, преподав кузине первый урок на тему национальных традиций и обычаев, соблюдаемых в День поминовения. Как выяснилось, традиций очень много.

– В этом году у нас особенное торжество, это будет особое поминовение усопшей Эсперансы. Мы все тут очень горевали, узнав о ее кончине, и сегодня каждый захочет сделать свое подношение к ее алтарю. Многие родственники принесут угощения, которые она любила, или какие-то предметы, которые наверняка ей бы понравились. Вот моя мама, к примеру, передала это. – Ядира подняла с пола возле себя пластиковый мешок и вытащила оттуда ажурно связанную шаль из черного краше. Она бережно положила шаль у основания алтаря. Длинная черная бахрома на белоснежной скатерти сразу же зазвучала эффектной высокой нотой в общем сооружении.

– Какая красивая!

– Эту шаль твоя бабушка связала моей маме ко дню ее свадьбы. Дядя Маноло так старается, чтобы все было без сучка без задоринки. Все подношения должны быть безукоризненными, понимаешь? Ах, он так переживает! Сердце его разбито. Ты понимаешь, да? А теперь пошли со мной! Мама попросила, чтобы мы с тобой отнесли пару кукурузных лепешек Марипосе на кладбище.

– А что она там делает?

– Еще один алтарь в честь твоей бабушки. Ofrenda para tu abuela.

– Еще один? Но зачем?

– У нас так принято, – снова улыбнулась Ядира. – Мы и на кладбищах тоже устраиваем алтари. А Марипоса захотела сделать специальное посвящение своей матери. Tu mama! Поэтому она делает все сама. Одна. Она пошла на кладбище, еще едва рассвело.

Луз подавленно молчала, разглядывая бабушкину фотографию. Ей стало не по себе. Мать ничего ей не сказала! А ведь могла бы взять ее с собой. Кто знает, может быть, они бы и сблизились по-настоящему, работая вместе. Луз постаралась заглушить чувство обиды. В конце концов, она Марипосе не судья. Она и так прожила с бабушкой всю свою жизнь. Она была дома и в день ее смерти. А Марипоса столько лет провела вдали от них. Может, ей и правда нужно какое-то время побыть наедине с покойной матерью хотя бы сегодня. Ведь она же ее родная дочь!

Луз снова взглянула на фотографию Эсперансы. Да, но разве эта женщина, Марипоса, не понимает, что за те годы, что ее не было рядом с ними, бабушка и для нее, Луз, успела стать матерью? Самой настоящей родной матерью!

– Так мы идем? – выразительно посмотрела на нее Ядира.

Луз постаралась запрятать обиду подальше. Надо учитывать, люди переживают горе по-разному. Но одно она успела понять и даже почувствовать. День поминовения – это вовсе не день траура. В этот день все вспоминают умерших близких в приподнятом настроении и радуются возможности помянуть их и словом и делом.

А что еще будет вечером, ближе к ночи! Согласно поверьям, первого ноября домой возвращаются души умерших детей. Ночью в церкви будет отдельная служба, ночное бдение, потом торжества переместятся на кладбище. Луз ожидала их с нетерпением.

На улицах царило праздничное оживление. Нарядно одетые горожане торопились сделать последние закупки к праздничному столу, покупали конфеты, всякие мелкие безделушки на подарки родным и близким. И повсюду было море цветов. Конечно, больше всего им, пока они шли на кладбище, попадались на глаза огромные ярко-оранжевые бархатцы. Ядира сказала, что еще во времена ацтеков этими цветами увековечивали память умерших.

– Мы у себя на ферме специально растим бархатцы ко Дню поминовения. Они в это время особенно раскупаются. И приносят нам неплохой доход, между прочим.

Наверняка так и есть, подумала Луз, оглядываясь по сторонам. Все – мужчины, женщины, дети – шли по улицам с огромными букетами бархатцев. Луз тоже купила букет, чтобы обновить украшения на коробочке с прахом, прежде чем вручить ее родственникам. При мысли о предстоящем событии ее обида на мать как-то рассеялась. Ведь если вдуматься, она, Луз, сделает сегодня вечером самое главное подношение на алтарь памяти: она водрузит туда коробочку с прахом своей бабушки, Эсперансы, которая проделала такой долгий путь из Милуоки до Мичоакана.

Ядира оказалась веселой хохотушкой. Взяв Луз за руку, она всю дорогу таскала ее с одной стороны улицы на другую, беспрестанно жевала конфеты и со смехом демонстрировала ей всякие забавные фигурки и скелеты из сахара. Луз не устояла перед соблазном и тоже купила себе один такой скелетик – он так смешно двигался, когда его начинали дергать за ниточки.

Но вот они подошли к величественному католическому храму, торжественно возвышавшемуся над городом. Луз замерла в восхищении, разглядывая вход в церковь. Он утопал в цветах всех мыслимых и немыслимых красок. Если бы она не знала наверняка, что цветы точно свежие, то издали можно было бы принять это цветочное изобилие за искусно выполненный витраж. Женщины в традиционных черных шалях на головах сновали вокруг, поднося все новые и новые охапки цветов, которые шли теперь на внутреннее убранство храма. Площадь у храма кипела бойкой торговлей – фруктами, гончарными изделиями, разнообразными поделками, предметами рукоделия и, конечно, цветами. Музыканты старались вовсю – над всей суетой плыли веселые, зажигательные мелодии, детишки танцевали и играли в прятки – чем не праздник?

– Нам сюда. – Ядира потащила ее сквозь толпу к массивным кованым воротам, ведущим на кладбище. У ворот толпились дети, продававшие из больших белых баков воду.

– Зачем они продают здесь воду? – спросила Луз.

– Помыть надгробия, – принялась негромко объяснять Ядира. – Так мы подготавливаем могилы к возвращению душ усопших.

Стоило им ступить на главную кладбищенскую аллею, и настроение их резко переменилось: на смену беззаботному веселью пришла благоговейная почтительность. Кладбище возвышалось над городом, и с этой высокой точки открывался изумительный по красоте вид на долину. Как и всегда, когда Луз соприкасалась с чем-то прекрасным и величественным, она почувствовала неизъяснимое волнение. Густой туман стелился над ущельем, укутывая окрестные горы пеленой, похожей на траурную шаль.

На кладбище было уже многолюдно. Многие горожане пришли сюда семьями, прибирались на могилках близких, подготавливали все необходимое к предстоящему ночному бдению. Все женщины в шалях, мужчины в ярких разноцветных пледах, и все со своими дарами и подношениями, которые оставлялись на могилах близких родственников. Некоторые приводили в порядок участки, мыли каменные плиты надгробий, кресты. Луз улыбнулась, заметив скучающего мальчугана, который терпеливо сидел в сторонке, наблюдая, как его мать надраивает захоронение.

– Вот подожди до вечера, когда на всех могилах зажгут свечи, – пообещала Ядира. – Вот красота будет!