Граничные хроники. В преддверии бури - Ирина Мартыненко

– Тебе сказала об этом месте Анарин? – палец в небо, первая идея и глядя на вспыхнувший взгляд мальчишки, оказавшаяся верной. – Давно, верно? – очередное предположение, и вновь попавшее прямехонько в цель. – Сказала, чтобы ты никому не говорил? Я правильно понимаю? – Зыбкий мост, выстроенный из домыслов о возможных действиях путницы. – Вижу, что все правильно, и вот что я тебе скажу, Винсент. Ты должен сказать нам все, что знаешь об этом месте. Любую информацию, которой ты располагаешь. Нам она необходима как воздух. Иначе мы не выберемся отсюда, а ведь ни ты, ни я, ни Артала и Крыса – никто из нас не хочет остаться здесь на веки вечные. Ты должен понимать это. К тому же, своими словами ты не навредишь Анарин, ведь я сам только что сказал тебе то, что ты не мог произнести вслух. Теперь твой выбор, малец. Дело лишь за тобой, и никто из нас не может запретить тебе его сделать. Каждый из нас знает, что такое долг, обещания и клятвы, а также понимает, что у каждого из нас есть честь. Поступай так, как велит твое сердце. Каким бы ни было твое решение, мы поддержим тебя и не будем больше беспокоить.

– Я, практически, ничего не знаю, – серкулус понял, что мальчишка все же принял решение, и теперь слушал, как тот говорит, пытаясь хорошенько запомнить оброненные им слова. – О реке точно ничего.

– Ты и Арайна, вы же попали сюда через какой-то ход, верно?

– Да, но тем путем уже не пройдешь. Артала же вам говорил, господин серкулус.

– Да-да, – быстро отвечает Дэз, пытаясь удержать нить разговора на месте, – я помню, но ты уверен, что проход для нас бесполезен?

– Абсолютно. Его заклинило, – и, предвидя следующий вопрос серкулуса, паренек добавил: – Там нельзя пройти. Даже если бы вы были на нашей стороне и мы все вместе попытались высадить ее – ровным счетом ничего не получилось.

– Уверен?

– Знаю наверняка, – уклончиво ответил Винс.

– Проверял раньше? – догадался Дэз.

– Ага, – без обиняков ответил ему паренек.

– Кроме всего того, тебе об этом месте что-нибудь известно? Может, какое-то невзначай оброненное слово? Ты ведь путник, малец, а наш брат весьма сообразителен, когда ему нужно, – дружелюбно говорит серкулус. – Ты ведь понимаешь, насколько все это важно для нас? – прибавляет он для весомости своим словам.

– Пытался узнать, – нехотя отвечает юный некромант, явно стараясь, как можно лучше выразить свои мысли так, чтобы не нарушить данных до этого обещаний, – но ничего не нашел. Пусто. В открытом архиве ни слова, а в закрытый мне доступ заказан, да и спрашивать у кого-то не особо хотелось. Вы ведь понимаете?

– Да, – утвердительно кивает ему Дэз.

Как это ни странно, но серкулусу как никому другому были хорошо знакомы особенности местного менталитета, и он совершенно не удивился, что мальчишка ни к кому не обращался – так было гораздо разумней, а мозги в Пути вбивали, едва будущий истинный переступал порог Гильдии. Важная часть воспитания. Многие вещи в Гильдии Ветра нельзя выражать вслух. Никогда. Это правило. Непрописная истина, по своей силе граничащая с незыблемым законом. И все это не из-за того, что кто-то из истинных мог продать своего товарища путника. Нет. Дело в другом. Могли выдать стены. Незримое эхо, ветром переносящее слова в другие гильдии, с легкостью растрепывало чужие тайны. Вот только не местные шпионы страшили истинных, а те, что несли тайны в глубь тьмы. Туда, откуда появлялись Волны. Накатывали в грозном зареве войны и давили своим невообразимым могуществом на единственную преграду, отделяющую их мир от того, что был по другую сторону. Граница всегда беспокойна, а Волна так близка. Стоит только дотянуться рукой, и горстку оставшихся в живых истинных накроет великий, страшный, кровавый поток безумия. А их теперь слишком мало. Так мало, как никогда доселе. И поэтому стоит молчать. Беречь свои секреты до нового вторжения. До новой войны. Ведь она никогда не заканчивается по-настоящему. Она только ненадолго отступает во мрак и глядит оттуда пурпурными ореанскими глазами, стараясь дотянуться до тех единственных существ, что могут одни останавливать могучую стихию.

Каждый из тех настоящих – истинных – знал, что иначе жить нельзя. Пришлая Волна уничтожит их мир, убьет стражей, миротворцев Рэроса и детей Лукреции, а потом в бой вступит Путь. Единственная преграда, что может предотвратить гибель. Спасти всех. Так было всегда, и уж вряд ли подобное когда-то изменится. Древние слова проклятия, что легли на плечи истинных безмолвным тусклым клинком. Обоюдоострым оружием, вывернувшим на изнанку саму сущность обреченных на вечное скитание по бесконечным пустошам сизой земли путников. Мнимое бессмертие, без всякой надежды на нормальную жизнь и, тем более, смерть. То, о чем здесь не говорят вслух, но за что свирепо ненавидят. Черной завистью глядят на истинных, не понимая, за что им выпала такая судьба. А истинные не могут понять, за что их же их так не любят, ведь они знают, что рано или поздно им придется горько расплачиваться за неожиданно длинную, дарованную про запас жизнь. Не здесь – на Изнанке. Это хуже безумия. Хуже смерти. Хуже всего того, что только могло случиться с каждым из них. Но это их путь. И здесь ничего не изменишь. Выбора просто нет. Ни у кого из них.

– То, что я узнал – это лишь сказанное Арталой, – продолжает говорить паренек, даже не подозревая, какие мысли будоражат в это время серкулуса. – А уж если этот парень не знает ничего обо всем этом, вряд ли кто-то другой хоть что-то сможет еще добавить. Он, насколько я помню, вам сам все сразу же попытался растолковать, – старается пояснить Винс, но, видимо, сразу же осознав свою оплошность, нехотя продолжает: – Река эта, вроде как, течет к Мертвоводью, а потом впадает в Озеро Слез. Там такая же гадость водится, – указывает паренек пальцем на барахтающихся на поверхности личинок, – потому Артала и подумал о такой возможности. Хотя не думаю, что без добротного анализа о таком можно сказать наверняка. Все это всего лишь предположения, господин серкулус.

– Окраины Лабиринта значит, – проговорил негромко Дэз. – Ох, нехорошо-то как…

– Ну, вроде, это и все, – заканчивает свою речь паренек. – Больше я ничего вам сказать не смогу, вы уж извините.

– Ничего, – ответил ему серкулус и, встав в полный рост, отер выступившую испарину. – Этого достаточно.

Его ушибы после достопамятного падения все еще зудели, но Дэз, уже давно привыкший к подобному образу жизни, едва ли обращал на них внимания. Единственное благо – никаких тяжелых ранений он пока не получил, да и переломов вроде не было, что не могло не радовать. Правда, теперь серкулус продвигался не так стремительно, как раньше, но это не страшно. Его голова все еще на плечах, а значит, есть шанс выбраться, а то, что он ковыляет, как побитая собака, неважно. Он ведь все еще жив.

Вот только его товарищи приуныли. Утопическое настроение, витавшее в их разношерстной братии, невидимой нитью протянулось сквозь оболочки истинных, едва ли помогая всем им по-своему справляться с перипетиями судьбы. Да только ребята попались стойкие. Их неприятностями так просто не проймешь.

Побитый, но невероятно живучий Крыса, вылеживается впрок. Перебинтовывает раны. Готовит себя к возможным опасностям. Винс, все еще страдающий расстройством, опять исчез из поля зрения серкулуса. Бедолага никак не мог прийти в себя после лихой подставы со стороны умника-джолу, а тот высокой тонкой жердью стоял напротив Дэза, совершенно не двигаясь с места, застыв, подобно изваянию. Такому же, как и другие. Серебрящиеся в свете реки древние скульптуры стали братьями и сестрами джолу, такими же седыми призраками сокрытой под многотонными пластами мыслимых и немыслимых наслоений, понять которые совершенно невозможно.