Стоунхендж - Юрий Никитин

Яра отползла от края, села, обхватив колени руками. Еетрясло, воздух был таким же холодным, как и вода.

— Боги видят, — сказала она, — как я ненавижутебя!

— Ладно-ладно, — успокоил он. — Я же знаю, тыхотела лишь привлечь мое внимание. Для того и в воду бросилась.

— Дурак!

— Так зачем же стараешься? Разве что сама...

Он снял через голову вязаную рубаху, швырнул ей. Голос сталповелительным:

— Переоденься. В мокрой одежде замерзнешь до смерти.

Ее губы уже не шевелились, а тело тряслось так, чтораскачивало плот. В другое время она нашла бы, что сказать по поводу его старойвонючей рубахи, которую он не снимал неделями, но сейчас понимала, что помретраньше, чем плот пристанет к берегу.

Он отвернулся, с безучастным видом работал веслом. Яразаколебалась, хоть и замерзла уже до полусмерти, но раздеваться донага в шагеот молодого мужчины... Зачем она помогла ему избежать страшной участи в рукахНочного Сокола, попадись он снова — сама замучает до смерти, сдерет с живогошкуру.

Наблюдая за ним подозрительно, — как же, не повернется! —она торопливо снимала платье, ветерок ожег и без того синюю в пупырышках голуюкожу, а мокрая ткань прилипала, не желая отделяться, а мужчина стоял совсемрядом, она задевала его локтем, неспешно двигал веслом, вот-вот ему наскучит иповернется, наконец она содрала липнущее платье, швырнула под ноги. Боги, дочего же теплая эта пропахшая потом рубаха, до чего же в ней хорошо!

Только теперь Яра поверила, что в самом деле замерзла бы, неосвободись от мокрой одежды. Рубаха достигала ей почти до колен, а когда Ярасела, удалось натянуть до самого пола. Томас медленно повернулся, оглядел ее сголовы до ног.

— Оказывается, ты не такая уж и толстая...

— Зато ты... — простучала она зубами, — затоты...

— Да нет, правда.

— Скотина, все-таки подглядывал!

Летом день еще тянулся бы долго, но на убранный желтыми икрасными листьями лес сумерки опустились рано. На потемневшем небе заблистализвезды, над вершинами деревьев всплыла крупная луна. Она осветила темные тучки,что ползли неутомимо и ночью, по реке пробежала серебристая дорожка. Звездыотражались в воде размытые, пляшущие из стороны в сторону.

Воздух стал холоднее, и теплая рубаха уже не спасала. Ярасперва стучала зубами, потом тряслась всем телом. Наконец перестала ощущатьноги, а затем и руки, холод начал вгрызаться в самые внутренности. Водаплескала о край плота, лизала ее голые ноги.

— Я замерзаю, — прошептала Яра.

Томас быстро посмотрел, отвернулся.

— Надо уплыть как можно дальше.

— Но я... замерзну.

— Что ж, баба с плота, плотнику легче.

Она стиснула зубы, чувствуя, как лютый холод грызет ейпечень, замораживает кровь, начинает останавливает сердце. В кишечнике былотяжело, она терпела уже давно, но не решалась облегчить хотя бы мочевой пузырь,хотя наглый рыцарь снова отвернулся, усиленно работал веслом.

— Ладно, — сказал он внезапно. — Дальше плытьопасно. Они уже явно добрались до истоков ручья. Кто-то догадается искать наспо реке.

У нее уже не было силы радоваться, когда он повернул плот ктемному берегу. Едва различимые деревья приближались мучительно медленно. Когдаоставалось до них две-три сажени, Томас соскочил в воду, потащил плот к берегу.Яра едва удержалась при таком стремительном скольжении по воде — догадаласьвцепиться, когда под днищем заскрипел песок. Она соступила в темноту, вскрикнула.Воды по лодыжку, но ожгла, как ледяным огнем. Яра даже не думала, что, и безтого озябнув как никогда в жизни, может ощутил холод еще сильнее.

Томас пыхтел, вытаскивал плот на берег. Она видела, как он снатугой перевернул его под деревом, укрыл ветками и даже набросал охапкиопавших листьев. Потом исчез в темноте. Некоторое время слышала его шаги, затемслышны были только плеск воды да сонная перекличка птиц.

Она думала, что уже умерла, когда он появился из ночивнезапно, как призрак.

— Я отыскал шалашик... Не такой, как у русов, нокрупная собака влезет.

Под ногами хрустело, шелестело, что-то хватало за лодыжки.Она брела за ним, почти ничего не чувствуя, а когда ударилась лицом о егоспину, едва не ухватилась обеими руками. От него шло тепло, внутри англа словнополыхала жаровня. Возможно, у него от побоев начался жар.

Глаза чуть привыкли к ночному лесу. Крохотная избушкаприлепилась к толстому дереву, единственное окно было забито досками, а дверьвдобавок еще и подперта колом. Томас пинком убрал подпорку.

Затрещало, изнутри избушки пахнуло спертым воздухом. Томасисчез внутри, Яра поспешно ступила следом. Под ногами захрустело, онаспоткнулась и упала бы, не ухватись за Томаса. Его спина и плечи были горячими,она стиснула зубы и с великим трудом заставила себя оторвать руки от блаженноготепла.

Томас едва удержался на ногах от мощного толчка.

— Ты грациозна, как...

Он шелестел в темноте, бурчал под нос, затем послышалсязнакомых хруст сухих ветвей. Не дожидаясь его новой реплики, вряд ли менееоскорбительной, она на ощупь шарила по стене, под пальцами были шероховатыебревна, затем она отыскала выемку. Окоченевшие пальцы с трудом сомкнулись намалом узелке. Чувствуя, что на большее она не способна, сказала с той жеязвительностью:

— На!.. А то тебе придется зажигать огонь, стукаясьголовой о камни.

Из темноты протянулась рука, отобрала огниво. Послышалсястук, треск, наконец после пятой или шестой попытки искры упали на трут, Томасопустил кресало с довольным вздохом.

— На что-то и ты пригодна... Чутье?

— Знание, — прошептала она мертвыми губами.

Томас встал на четвереньки, раздувал крохотную искру. Яранеосознанно двигалась поближе к еще слабенькому огоньку, который сам дрожал отхолода и робко хватался за тоненькие прутики, утоляя голод. Это напомнило ей,что она тоже проголодалась, как волк зимой.

— А-а... все славянские племена одинаковы?

Он исчез в едва видном дверном проеме. Ярослава закоченелымипальцами подкладывала в огонь щепочки, прутики, багровые язычки вгрызались вплоть дерева и расщелкивали с сухим треском, как спелые орешки. Пламя сталооранжевым, Яра едва не спалила себе брови, но все не могла согреться.

Томас вернулся сравнительно быстро, в руках было птичьегнездо с белеющими яйцами, а за поясом болталась убитая птица.

— Здесь печи нет, — сказал он с порога. —Камни приготовила?

— Здесь нет... камней.

— В лесу есть. Иначе яйца придется пить сырыми.