Земля белых облаков - Сара Ларк

— Гвинейра, да как тебе такое только в голову пришло! — Хелен слышала о нескольких подобных случаях в Ливерпуле; ее отец хоронил жертв неудачных абортов. — Это против воли Божьей! И опасно! Ты можешь при этом умереть. И вообще, зачем ты...

— Я пойду к Матахоруа, — заявила Гвинейра. — Не пытайся меня отговорить. Я не хочу этого ребенка!

Матахоруа позвала Гвинейру к каменному ряду за общими домами маори, где женщинам никто не мог помешать. Она, должно быть, тоже увидела по лицу гостьи, что произошло что-то серьезное. Но на сей раз им нужно было постараться понять друг друга без переводчика — Гвин отпустила Ронго домой. В свидетелях этого разговора она не нуждалась.

Матахоруа, лицо которой вытянулось каким-то странным образом, указала Гвинейре на камни. Несмотря на то что губы старухи сложились в подобие улыбки, выражение ее лица казалось Гвин угрожающим. Татуировки на лице старой колдуньи полностью меняли ее мимику, а фигура отбрасывала странную тень в солнечном свете.

— Ребенок. Ронго уже сказать мне. Сильный ребенок... много силы. Но и много ярости...

— Я не хочу этого ребенка! — воскликнула Гвинейра и потупилась. — Ты можешь что-нибудь сделать?

Матахоруа попыталась уловить взгляд молодой женщины.

— Что я делать? Убить ребенка?

Гвинейра судорожно сжалась. Так жестоко формулировать свои действия она еще не отваживалась. Но именно об этом и шла речь. Чувство вины захлестнуло ее.

Матахоруа внимательно следила за Гвинейрой, за выражением ее лица, за ее движениями, и, как обычно, создавалось впечатление, что она смотрит сквозь человека, в только ей известную даль.

— Тебе важно, чтобы ребенок умереть? — спросила она тихо.

Внезапно Гвинейра почувствовала, как внутри закипает ярость.

— Иначе зачем бы я пришла к тебе? — вырвалось у нее.

Матахоруа пожала плечами.

— Сильный ребенок. Он умирать, ты тоже умирать. Так важно?

Гвинейра вздрогнула. Что давало Матахоруа такую уверенность? И почему никто никогда не сомневался в ее словах, даже если они были противоречивыми? Могла ли она действительно видеть будущее? Гвинейра задумалась. К ребенку, как и к его отцу, она не испытывала ничего, кроме ненависти и отвращения. Но ее ненависть не была настолько жгучей, чтобы из-за этого стоило умирать! Гвинейра была молода и любила жизнь. Кроме того, в ней нуждались другие люди. Что будет с Флёреттой, если девочка потеряет обоих родителей? Гвин решила оставить все как есть. Возможно, она просто даст жизнь этому несчастному ребенку, а затем забудет его... Пускай Джеральд о нем заботится!

Матахоруа улыбнулась.

— Я вижу, ты не умирать. Ты жить, ребенок жить... несчастливо. Но жить. Возможно, появится кто-то, кто...

Гвинейра нахмурилась.

— Кто?..

— Кто любить ребенок. Напоследок. Делать... круг.

Матахоруа сделала из пальцев подобие круга, а затем начала что-то искать у себя в кармане. Наконец она нашла округлый кусок нефрита и дала его Гвинейре.

— Вот, это для ребенок.

Гвинейра взяла камень и поблагодарила колдунью. По непонятной причине она почувствовала облегчение.

Все это, естественно, не помешало Гвинейре попытаться найти какой-нибудь способ вызвать выкидыш. Она работала до изнеможения в саду, как можно чаще наклонялась, ела зеленые яблоки, пока расстройство желудка чуть не отправило ее на тот свет, а также скакала на буйном жеребенке, последней дочери Игрэн. К удивлению Джеймса, она даже настояла на том, чтобы строптивое животное приучили к дамскому седлу — последняя отчаянная попытка, так как Гвинейре было известно, что боковое седло делало езду более опасной. Несчастные случаи при езде в дамском седле происходили практически всегда из-за того, что лошадь сбрасывала его с себя, а наездница не могла освободиться из седла и скатиться на землю. Подобные случаи часто приводили к смертельному исходу. Но Вивиан, как и ее мать Игрэн, крепко стояла на ногах — не говоря уже о том, что у Гвинейры не было намерения умереть вместе с ребенком.

Молодая женщина рассчитывала на воздействие толчков, которым она постоянно подвергалась в дамском седле при скачке рысью. После получаса подобного парфорса Гвинейра не могла удержаться в седле из-за покалываний в боку, но на ребенка это никак не влияло. Первые и самые опасные три месяца прошли без осложнений, и Гвинейра от ярости разрыдалась, увидев, что ее живот начал менять форму. Сначала она пыталась затянуть корсетом округлившиеся формы, но со временем этого уже нельзя было скрыть. Наконец она отдалась на волю судьбе и начала готовиться к неминуемым поздравлениям. Кто мог заподозрить, насколько нежеланным был маленький Уорден, который рос в ее животе?

Женщины в Холдоне тут же узнали о беременности Гвинейры и начали распространять сплетни. Миссис Уорден беременна, а мистер Уорден пропал — все это давало почву для самых фантастических предположений и спекуляций. Гвинейре было все равно. Ей не хотелось только одного — разговора о случившемся с Джеральдом. Но больше всего она боялась реакции Джеймса МакКензи. Скорее всего, он уже заметил округлившийся живот Гвинейры или же услышал о ее беременности от кого-то. А сказать ему правду она не могла. Собственно говоря, она пыталась избегать Джеймса еще со дня исчезновения Лукаса, так как на его лице было написано желание узнать, что произошло. Сейчас он потребовал бы правдивого ответа на мой вопрос. Для Гвинейры стало полной неожиданностью, когда утром, войдя в конюшню, она увидела Джеймса в снаряжении для верховой езды и плаще. На улице снова начало моросить, но он собирался в дорогу. Джеймс как раз укладывал чемодан на спину костлявой белой лошади.

— Я ухожу, — спокойно сказал он, увидев невольный вопрос н ее взгляде. — Ты можешь понять почему.

— Ты уходишь? — Гвинейра не понимала, что происходит. — Куда? Что...

— Я уезжаю из Киворд-Стейшн, Гвинейра. И буду искать себе другую работу. — Джеймс отвернулся от нее.

— Ты бросаешь меня? — Эти слова вырвались у женщины, прежде чем она успела подумать. Но возникшая у нее внутри боль была слишком внезапной, а потрясение слишком глубоким. Как он мог оставить ее одну? Он был ей нужен, прямо сейчас!

Джеймс рассмеялся, хотя в его смехе слышалось скорее отчаяние, нежели насмешка.

— Тебя это удивляет? Ты думаешь, у тебя есть право обладать мной?

— Конечно нет. — Гвин прислонилась к двери конюшни. — Но я думала, что ты...

— Ты же не ждешь от меня объяснений в любви, Гвин? Только не после того, что ты сделала. — Джеймс продолжил укреплять седло, как будто этот разговор был мимолетной беседой.

— Но я ничего не сделала! — защищалась Гвинейра, понимая, как неубедительно это звучит.

— Нет? — Джеймс повернулся и холодно посмотрел на нее. — Значит, это было непорочное зачатие? — Он указал на ее живот. — Не рассказывай мне сказки, Гвинейра! Лучше скажи правду. Кто этот жеребец? Он из лучшей конюшни, чем моя? У него лучшее происхождение? Или он лучше двигается? Возможно, у него даже есть дворянский титул?