Агасфер. Чужое лицо - Вячеслав Каликинский

– Четырех месяцев только и не досидела до полных трех лет, – вставил Ландсберг. – Прибыл к нам тогда его высокопревосходительство генерал-губернатор Гродеков. По тюрьмам с ревизией прошел. Соньку в кандалах увидел – и в крик: что, мол, с ума посходили? Женщину в кандалы?!

– В тот же день ее не только выпустили, но с перепугу в поселенки перечислили, – кивнул Михайла. – Свободной Сонька снова стала! Вот тут она и с «Квасной» развернулась, и с домом свиданий… Варнаков наняла, кроме Богданова…

– А с Богдановым почему снова сошлась? Тоже тайна?

– Как раз нет! – рассмеялся Ландсберг. – Он ведь ненормальным был, психопатом! Его вся каторга боялась. Он и взял Соньку под свою защиту. Хотел вместе с ней в Приморье уехать. Не дозволили ему, однако! Богданов ее до самого трапа провожал – наверное, сундучок со «сламом» перехватить хотел! – закончил Ландсберг. – А она, судя по всему, здесь добычу где-то оставила…

Агасфер сделал в голове отметочку. И продолжил «допрос»:

– А почему она вернулась на Сахалин?

– Вернулась, потому что в Приморье была под неустанным присмотром полиции. Тут ей куда как свободнее было! А там жить бы ей пришлось до конца дней за чертой еврейской оседлости, как и всякий иудейке. Это одна причина. Вторая – награбленное-то здесь осталось! – объяснил Михайла. – Вот и вернулась!

– А почему православие приняла – знаете?

– А-а, переход в православие! – Ландсберг бросил быстрый взгляд на Михайлу. – Позвольте мне не отвечать, Берг! По крайней мере, сегодня!

Агасфер крякнул, но ничего не сказал. У него вертелся на языке последний вопрос, но при Михайле задавать его не хотелось. Словно почувствовав это, Михайла, выудив из жилетки огромные часы-луковицу, охнул, сослался на «кучу делов» и стал прощаться.

Воспользовавшись тем, что он пошел благодарить Ольгу Владимировну за кулинарное мастерство, Агасфер тронул Ландсберга за плечо:

– Вы говорите, что Михайла и посейчас вхож в камеры тюрем? И что он пользуется у арестантов авторитетом?

Ландсберг кивнул:

– Сказать, что мой компаньон остался у каторги своим в доску, было бы неправдой. Но к нему прислушиваются и уж, во всяком случае, не обижают. Хотите потолковать с кем-то по ту сторону тюремных стен?

– Вы удивительный человек, Ландсберг! Все понимаете с полуслова!

– И с кем же?

– Собственно, за решеткой, наверное, только один Пазухин. Но для откровенной беседы с другими рекомендация не помешала бы с Богдановым, Шуркой-Гренадершей, Комлевым… Может быть, Михайла подскажет и других собеседников.

Ландсберг пожал плечами:

– Что касается Пазухина – поговорите с моим компаньоном сами: вы с ним теперь лично знакомы! Для разговора с Шуркой и Комлевым, думаю, он не помощник. А Богданов мертв – разве я не упоминал об этом?

– Мертв? То-то мне показалось, что вы говорите о нем словно в прошедшем времени! Но я полагал, что имеется в виду его варнацкое прошлое. И давно он помер? Сам или кто-то помог ему отправиться на тот свет?

– Что касается «помощи», то, видимо, без нее не обошлось. Богданов был крепким и здоровым мужиком лет 42–45. Наверное, отравили: на Сахалине есть растение, которое именуется борцом. Причины смерти от него схожи с сердечным приступом. А вот когда… Понимаете, Берг, я не веду каторжную летопись. В памяти откладываются события, имеющие ко мне прямое отношение. А с этим субъектом пересекаться, слава богу, не довелось. Вроде весной, после открытия навигации – это точно!

– И Сонька к этому времени успела вернуться на Сахалин, полагаю?

– Почему вы так думаете? – Ландсберг бросил на Агасфера быстрый и острый взгляд. – Делаете логические построения?

– Что-то вроде того, – признался тот. – Вы рассказывали, что Богданов провожал Соньку едва не до трапа парохода, все надеялся перехватить «слам», если та его повезет. Это раз. Что Сонька резко изменилась после возвращения – это два. Думаю, ее изменение как-то связано с архиепископом камчатским и курильским Евсевием[96] – мне говорили, что она, будучи в Приморье, усиленно добивалась встречи с ним. Так что ее переход в православие может быть итогом этой встречи. Потом она возвращается на Сахалин – а тут снова гоп-компания с Богдановым во главе. Богданов был единственной помехой на ее пути – и она устранила эту помеху. Это три!

– Дорога в ад вымощена благими намерениями[97], – невесело усмехнулся Ландсберг. – Так, кажется, говорят богословы? Что ж, возможно, вы правы. Я просто не думал об этом…

– Карл Христофорович! – Агасфер взял Ландсберга на пуговицу на сюртуке. – А у вас с Сонькой были стычки? Вы враждовали?

– Кто вам сказал? – поднял брови Ландсберг. – Впрочем, понимаю… У Соньки был период активного поиска «денежной добычи». Она рыскала по острову, как голодная волчица, вынюхивая богатых людей и пытаясь поближе подобраться к их «закромам». Ну а я, как вам известно, считаюсь одним из главных богатеев на Сахалине. Вот досужие сплетники и полагают, что меня-то она никак не могла обойти!

Он мягко высвободил из пальцев Агасфера пуговицу, оглянулся, словно досадуя на задержавшегося в доме Михайлу.

– Ну а на самом деле? – не отставал Агасфер.

– На самом деле? Была какая-то неуклюжая попытка шантажа, – небрежно бросил Ландсберг. – Но я, как вы догадываетесь, не лыком шит. Отбился… А-а, вот и Михайла! Ты что, компаньон, рецепты у Ольги Владимировны выпытывал? Ну-ка, признавайся: можешь ли дать господину барону «рекомендацию» для откровенной беседы с Пазухиным? Ну, который был помилован по убийству и ограблению Никитина и на пять лет прикован к тачке?

Михайла потеребил бороду, подумал:

– Потолковать-то с ним можно… Но вот будет ли толк? Слыхал, что и надзиратели к нему боятся подходить. «Уроки» сполнять отказывается, сидит на своих нарах, как сыч в дупле. А что взять с арестанта, у которого «бессрочка»? Чем ты его испугаешь, чем еще накажешь? Попробую, коли есть у господина Берга такое желание. Согласится Пазухин – дам знать.

– У нашего гостя есть еще желание потолковать с Гренадершей и с Комлевым. Как полагаешь, Михайла, получится?

– С Комлевым – запросто! Он нынче без работы остался, вот подрядился у поселенца Евдокимова детей нянчить. За полтинник что хошь расскажет! А вот насчет Гренадерши – прямо и не знаю, что посоветовать, господин барон! Она маленько с придурью, еще когда на поселение вышла, была. Теперь топор за пазухой носит. И силищи баба просто необыкновенной. Воля ваша, господин барон, а я бы поостерегся на вашем месте. От говна дальше – оно и не воняет, так в народе говорят.