Трон Знания. Книга 4 - Такаббир Эль Кебади

Ну, да… Хёск поил его противоядием, которое, по сути, было смесью всех ядов. Иштар об этом как-то рассказывал. Тоже скользкий тип. Отравил всех, и себя в том числе, лишь бы никто не заподозрил его в убийстве.

– Чтобы добиться от Мароша признания, пытали его беременную жену. Пытали долго, изощрённо. Марош всё это видел. Потом обвинения с него сняли. Жену отпустили. Она родила мёртвого ребёнка, а потом перерезала себе вены.

Малика сжала в кулаке кулон в виде головы тигра. Лучше бы ей этого не говорили.

– Потом хазир отдал свою дочь Марошу в жёны. – Альхара взглянул на Малику. – Знаешь, что жених платит за невесту выкуп? Он называется «вдове на слёзы».

Малика кивнула:

– Знаю. Деньги идут на содержание вдовы в Обители Слёз.

– Совершенно верно. Иногда кто-то из сыновей берёт овдовевшую мать к себе, чтобы она следила за порядком в кубарате, но деньги уже не возвращаются.

– И это знаю.

– И знаешь, что хазир не платит выкуп за жену?

– Конечно. Моя подопечная недавно вышла замуж за Иштара, а я за это ничего не получила, – попыталась пошутить Малика.

Альхара устремил взгляд вперёд:

– Марош не хазир. Он был начальником охраны дворца. Но он не платил за Самааш.

– И что это значит? – спросила Малика, сбавив шаг.

– Подумай сама. Марош был далеко не последним человеком. Из-за ложного обвинения остался без жены и ребёнка, с подмоченной репутацией и больной психикой. Он мог потребовать у хазира компенсацию?

Малика остолбенела. Иштар сказал: Марош мстит системе. Он доводит Самааш до самоубийства, как когда-то по приказу хазира довели до самоубийства его супругу. Он повторяет в точности всё, что делали с его женой. Он не позволит Самааш родить ребёнка живым, а значит, она в огромной опасности.

Малика побежала, прижимая руку к груди, словно боясь, что сердце разорвёт грудную клетку и вырвется наружу.

– Эльямин! – крикнул Альхара и устремился следом. – Ты куда?

Малика пронеслась мимо носильщиков и паланкина. Спотыкаясь и чуть не падая, взбежала на террасу и влетела во дворец.

– Я здесь подожду, – донёсся голос Альхары, прежде чем за спиной захлопнулись двери.

– Шабира! – воскликнула служанка, торопливо шагая через зал. – Хорошо, что ты вернулась.

– Что ещё? – произнесла Малика, снимая туфли; она забыла помыть ноги перед тем, как войти в помещение, и надеялась, что этого никто не заметит.

– Мать-хранительница просит тебя прийти, – прозвучал из-под чаруш взволнованный девичий голос. – Срочно. Это очень важно!

***

Малика шла по коридору за Хатмой, еле сдерживаясь, чтобы не побежать. Она не думала о приглашении Фейхель, слова «срочно» и «важно» вылетели из головы. Самым срочным и важным сейчас было спасение ребёнка. Но что Малика могла сделать без человека, который разбирается в медицине? Она никогда прежде не принимала роды, и осознавала, что ничем не поможет беременной женщине, если помощь всё-таки потребуется. Провести акушерку в дом Самааш не составит труда – Малика ни у кого не станет спрашивать разрешения, тем более у Мароша, – но вот вывести её из дворца… Тут без матери-хранительницы не обойтись.

Распахнув двери покоев Фейхель, Малика замерла на пороге. Мебель была отодвинута к стенам. Всё свободное пространство занимали старухи – человек двадцать или чуть больше. Сидя на пятках, они упирались руками в пол и, низко опустив головы, пели. Их жёлтые платья были непривычно-яркими и не соответствовали тоскливой песне, исполняемой на том же языке, на котором читают молитвы последователи веры шедаин – а это все народы Лунной Тверди.

Малика участвовала в религиозных ритуалах, не раз слышала, как молятся Хёск и Иштар, но не понимала ни слова из того, что они говорили. Беседы с Богом осуществлялись на языке, близком к шайдиру, однако построение фраз и необычно сложная интонация сбивали Малику с толку и не позволяли сосредоточиться на переводе текста.

Зная, что молитву прерывать нельзя, Малика тихонько закрыла двери и взглядом поискала Фейхель; её надорванный голос слышался где-то в серёдке сборища. Запоздалая мысль заставила похолодеть. Жёлтый – цвет траура. Старухи, облачённые в траурные платья, сидели в позе плакальщиц. Неужели она опоздала?

– Фейхель! – крикнула Малика.

Выпрямив спину, мать-хранительница повернулась с недовольным видом:

– Шабира! Прерывать молитву…

– Кто умер?

– Подожди в коридоре. – Мать-хранительница бросила фразу, как кость, надоедливой собаке. Вновь согнулась и запела.

Может, плакальщицам осталось исполнить куплет, а может, всего пару строк, но Малика уже не могла совладать с собой. Схватила стоявший сбоку двери стул и со всей силой грохнула им о стену. Старухи оторвали свои задницы от пяток и, встав на колени, с удивлением воззрились на Малику.

– Я вам не служанка и не девочка на побегушках, – сказала она, еле сдерживаясь, чтобы не запустить обломком стула в толпу. – Я задала вопрос: кто умер?

– Никто, – ответила старушка с костлявым лицом.

– Тогда по какому случаю праздник?

– Если бы не моя дочь, – промолвила Фейхель и с трудом поднялась на ноги, – я бы попросила тебя убраться...

– Оставьте нас, – произнесла Малика, но старухи не двинулись с места. – Ладно, – сказала она и, отбросив обломок спинки, пробралась сквозь толпу к матери-хранительнице. – Мне нужен врач или акушерка. А ещё мне надо разрешение на их выход из дворца.

– Зачем? – спросила Фейхель.

– Твоя дочь и её ребёнок в опасности.

Фейхель качнула головой:

– С тех пор, как ты влезла в их жизнь.

– Дай мне врача или я… – Малика прикусила язык.

– Или что? – спросила Фейхель, вздёрнув дряблый подбородок.

Ну что ж… Как сказал Альхара: отступать поздно.

– Или я прибегну к угрозам, – прошептала Малика, глядя в надменное лицо матери-хранительницы.

Полные губы презрительно изогнулись. Не будь вокруг них сетки морщин, Малика бы решила, что смотрит на губы Иштара. И этот взгляд, преисполненный высокомерия, и горделивая поза. Иштар не видел свою мать почти тридцать пять лет, но удивительным образом перенял от неё манеру держаться.

– Как же ты низко пала, – промолвила Фейхель.

– Ничего, я поднимусь.

– Самааш здесь.

Малика посмотрела по сторонам:

– Здесь?

– В спальне.

– Ты не отправила её к мужу?

– Он уехал из города. Давно, – промолвила Фейхель. – А без его разрешения Самааш не пускают в дом. Это же его дом.