Последние из Валуа - Анри де Кок

– И этот дом меблирован?

– О!.. И роскошно меблирован, в этом я вам ручаюсь, госпожа графиня. Барон д'Арше – человек богатый.

– И ты думаешь, что Тибо Лепик согласится…

– Вам его сдать?.. Да я в этом уверен! Барон и баронесса вернутся в Париж не раньше чем через год, так что Тибо будет только рад заработать несколько пистолей… Впрочем, если и не будет – не страшно. Он мне кое-чем обязан.

– Довольно. Спустись и скажи, чтобы подготовили паланкин.

– Хорошо. Поедем на улицу Святого Стефана Греческого, госпожа графиня?

– Разумеется! И сейчас же.

Через час Тофана, сопровождаемая Тартаро, уже стучала в дверь особняка барона д'Арше. То было во всех отношениях великолепное жилище. И за неделю поисков Тофана не нашла бы лучшего. Обставленное роскошно и в то же время со вкусом. Украшенное садом, полным редких кустарников и цветов. Стоящее – в полном уединении, что и требовалось – в тени стен коллежа Монтегю. Настоящее любовное гнездышко! И, как и предполагал Тартаро, хранители этого гнездышка, ни секунды не колеблясь, предоставили его в полное распоряжение госпожи графини Гвидичелли.

Прежде всего потому, что не могли отказать кузену… И потом, графиня Гвидичелли проявила себя такой щедрой! О, она даже не торговалась! С нее запросили пятьдесят золотых экю за два месяца аренды, и она тут же выложила сто – за четыре месяца.

Елена Тофана жаждала удовольствий. Она надеялась, что ее связь с прекрасным неаполитанцем продлится как минимум до осени.

Было два часа, когда, решив все дела с Тибо Лепиком и его женой, графиня Гвидичелли покинула этот дом, где ей так не терпелось принять Карло Базаччо.

Снабженный письмом в адрес последнего, Тартаро в это время был уже на полпути к особняку д'Аджасета. Письмо это содержало следующие строки:

В четыре часа Тартаро вернулся с таким ответом:

Когда оруженосец удалился, Тофана дважды или трижды поднесла эту записку к губам и, бросив взгляд на стенные часы, вздохнула:

– В девять! Тогда как сейчас еще только четыре! Пять часов, пять долгих часов ожидания!

Нежная Тофана! Услышь кто, как она так воркует, мог ли бы он подумать, что эта женщина – как сама она хвалилась королеве-матери: «Убила – из мести либо по призванию – столько людей, что ими можно было бы населить целый город»?

С наступлением темноты, то есть примерно в половине девятого, Великая Отравительница была уже на месте свидания.

Ее распоряжения там были неукоснительно исполнены. Роскошный стол был накрыт в той из комнат второго этажа, что примыкала к спальне, где простыни на кровати были сплошь из черного атласа – в полном соответствии с той изысканной модой, которой старались придерживаться все уважающие себя куртизанки того времени.

В своем прошении о разводе с первой женой, Маргаритой Валуа, Генрих IV говорит о черных атласных простынях, на которых королева Марго принимала любовников. За столом должен был прислуживать Тартаро, карауливший у дверей дома, дабы проводить к графине шевалье Карло Базаччо.

Тофана тем временем решила прогуляться по саду. Он был прекрасен, повторимся, этот сад, засаженный редчайшими кустарниками и цветами, от которых исходили самые приятные ароматы. Тофана присела в беседке, покрытой ломоносами и жимолостью, и стала внимательно вслушиваться в малейший шум, который известил бы ей о приходе возлюбленного.

Вечер был тихий, теплый, лунный; соловей пел свои страстные песни, и Великая Отравительница живее прежнего предалась, под влиянием этих располагающих к неге обстоятельств, мечтам о предстоящем свидании с человеком, внушившим ей такую непобедимую страсть. С того места, где она сидела и которое выбрала нарочно, просматривалась вся аллея – метров в двести длиной, по которой должен был присоединиться к ней Карло Базаччо.

Внезапно Тофана встрепенулась: в конце аллеи, как ей показалось, выросла некая белая тень. Удивленная, она вскочила с места; фигура исчезла, но через несколько секунд появилась снова, шагов на пятьдесят ближе. Уж не почудилось ли ей? Как бы то ни было, Тофана смело двинулась вперед. Страха она не ведала, и не без причины: как мы уже знаем, она не верила ни в Бога, ни в дьявола.

Никогда еще ни одна из ее жертв не восставала из могилы, чтобы упрекнуть ее в своей смерти, стало быть, для нее, как сама она признавалась Екатерине Медичи, «небеса были пусты, ад же существовал лишь в воображении людей боязливых».

Призрак вновь исчез. Тофана протерла глаза. Должно быть, она стала жертвой какой-то фантасмагории, произведенной лунным светом, пробившимся сквозь ветви деревьев.

Но нет, нет! Белая фигура появилась в третий раз и уже всего в двадцати шагах от нее. На сей раз Великая Отравительница могла различать ее уже не в общих чертах, но во всех деталях. То была фигура мужчины, нижняя часть тела которого терялась в некой дымке, но вот лицо виделось явственно. И узнав это бледное, с угрожающими чертами лицо, Тофана испустила крик ужаса и зажмурилась: то было лицо ее первого любовника, рыбака Маттео Руццини.

– Что с вами, графиня? – произнес рядом с ней чей-то голос. – Я вас напугал?

Голос Карло Базаччо!

Она широко раскрыла глаза, не веря своим ушам. Да, перед ней стоял Карло Базаччо, а от призрака Маттео Руццини не осталось и следа.

«Я сошла с ума!» – подумала она.

– О, полноте! – возразила она дрожащим голосом, подавая ему руку. – Разве могли вы меня напугать?.. Но как вам удалось так подойти, что я вас не слышала?

– Я шел прямо по этой аллее, в конце которой видел вас.

– Гм! Странно!

– Но что в этом странного?

– О, ничего!.. Не находите ли вы, что сегодня очень свежо, шевалье?

– Что вы! Вечер такой же теплый, как в Неаполе!

– В Неаполе! – повторила Великая Отравительница, содрогнувшись. – В Неаполе!

– Решительно, – промолвил Карло Базаччо, чья рука, поддерживая рукой спутницы, ощутила эту дрожь, – с вами что-то не так, графиня!

– Нет-нет… вы ошибаетесь, мой друг… нет. Разве что… вы были правы… вечер действительно теплый, очень теплый!.. Вероятно, меня просто сморило в сон в этой беседке.