Верхом на ракете. Возмутительные истории астронавта шаттла - Майк Маллейн

Многие из нас относили процедуру покидания корабля по шесту к той же категории, что и предписываемая до «Челленджера» процедура аварийного приводнения, считая это совершенно бесполезным занятием в момент гибели. Тем не менее мы добросовестно прошли обучение. На платформе над бассейном гидроневесомости WETF был установлен макет входного люка с шестом, и мы отрабатывали скольжение по шесту до падения в воду.

Хотя бо́льшую часть времени теперь занимала секретная подготовка к полету STS-27, от меня иногда требовали выполнения других краткосрочных поручений. Так, мы с Пинки Нельсоном получили задание опросить жен астронавтов на предмет их отношения к политике семейных эскортов. Одна из жен заявила, что хотела бы спать со своим мужем в ночь перед стартом. Мы с Пинки не дали хода этой рекомендации. Мы не могли себе представить ни одного астронавта, который хотел бы провести эти часы с женой. Я определенно не хотел бы видеть Донну в моей постели. Проводы в Бич-Хаусе и без того были мучительными, и я не мог себе представить прощание, растянувшееся на всю ночь. Если женщина, предложившая это, имела в виду секс перед стартом, то ее супруг был лучше как мужчина, чем я. Даже таблетка виагры размером с пончик не помогла бы мне за 12 часов до старта.

Многие из жен очень критически оценивали то, что произошло с супругами погибших на «Челленджере» в день катастрофы. Джун Скоби и остальных вдов задержали в Центре Кеннеди для того, чтобы вице-президент Буш успел прилететь и выразить им сочувствие. Все жены в один голос заявили, что в случае катастрофы хотели бы немедленно вернуться в Хьюстон вместе с детьми, и к чертям собачьим политиков. Мы с Пинки не могли не согласиться с ними и так и записали в своих рекомендациях.

Жены также жаловались на то, что политикам-совместителям и приятелям Эбби делали исключения из правил – к примеру, относительно количества гостей семьи, допускаемых в автобусы NASA. Одна из жен написала: «У сенатора Гарна не было проблем с приглашениями для гостей на любой обед, в семейный автобус и т. д.». Это был просто еще один пример того, как руководство NASA позволяло политикам навязывать нам свои правила. Мы предлагали, чтобы никаких исключений в политике семейного эскорта не допускалось, независимо от послужного списка того или иного участника полета. Теоретически эта рекомендация не имела значения, так как после «Челленджера» «пассажирская» программа прекратилась. Однако ни я, ни Пинки не верили, что NASA когда-либо сможет отказать политику, если тот все же захочет полететь (и мы оказались правы, когда через несколько лет сенатор Гленн подал заявку на полет и получил его).

Еще одним серьезным источником раздражения было правило, по которому жены имели право прилетать на запуск на принадлежащих NASA самолетах «Гольфстрим» за государственный счет, а дети – нет. Поскольку NASA требовало, чтобы во время запуска жены находились на крыше здания LCC вместе с детьми, многие жены полагали, что Дядя Сэм должен позаботиться и о перевозке детей. Кроме того, они также хотели, чтобы NASA взяло на себя заботы об их размещении. В высокий сезон и в праздники, когда обычными становились таблички «мест нет», любой сдвиг даты старта мог обернуться сложностями в продлении срока проживания, и это влекло за собой серьезную дополнительную нагрузку на семью. Жены хотели, чтобы NASA взяло эти проблемы на себя. Мы с Пинки согласились и вписали этот пункт в рекомендации.

Обновленная политика в отношении семейного эскорта вступила в силу, и начиная с STS-26, агентство стало возить детей на «Гольфстримах». NASA также взяло на себя контроль над всеми вопросами размещения. Что же касается секса с мужем, то любая жена, которая хотела заняться этим в Центре Кеннеди, должна была довольствоваться недолгими часами в Бич-Хаусе или за закрытыми дверьми во время посещения гостиницы астронавтов. И ее счастье, если она не кричит, потому что наши комнаты отнюдь не были звукоизолированными.

Кончалось лето 1988 года, когда в Отдел астронавтов приехал Джон Денвер[159] – сообщить о своих планах полететь в космос с советским экипажем. До «Челленджера» мы часто слышали его имя в качестве кандидата на полет на шаттле в рамках «пассажирской» программы NASA. Она прекратилась после катастрофы, и теперь певец искал возможность отправиться в космос на русской ракете. Будучи в Хьюстоне, он связался с Центром Джонсона и получил приглашение посетить Отдел астронавтов и рассказать о своих планах. Встретили его крайне холодно. Большинство астронавтов-военнослужащих косо смотрели на любое взаимодействие с коммунистами. Русские пули целились в наши самолеты во Вьетнаме. Наших друзей убивали или держали в плену их прислужники-северовьетнамцы. Сама идея о том, что кто-то якшается с этими ублюдками с любой целью, была для нас оскорбительна. Денвер получил обильную порцию критики. Один ветеран Вьетнама сказал ему, что его русские планы – «дерьмо». Денвер возразил, что он сотрудничает с русскими не более, чем другие в прошлом. «Например, Джейн Фонда[160]», – раздалось из задних рядов, и несколько астронавтов зааплодировали. Денвер продолжил речь в свою защиту, объясняя, что всегда оказывал большую поддержку космической программе и что всю жизнь мечтал о полете в космос. Между прочим он сказал: «Именно я первым предложил NASA отправлять в космос пассажиров на шаттле». Эта реплика не добавила ему друзей – многие из присутствующих все еще носили серебряные значки из-за этой самой пассажирской программы и из-за тех мест, которые приглашенные отняли у нас. Раздались новые залпы критики. Один астронавт заметил, что, когда Денвер вернется из полета, пресса и публика будут считать его экспертом просто потому, что он знаменит. Следующие десять лет его станут звать во всяческие комиссии и общественные организации, связанные с космической политикой, в то время как настоящие эксперты – астронавты и специалисты NASA – будут забыты. В общем, на этом собрании Денвер определенно не получил высокой оценки, сравнимой с популярностью его песен. Позднее он отказался от планов полета с русскими из-за высокой цены (по слухам, 20 миллионов долларов) … или, возможно, испугался того, что могут сделать с ним астронавты, если он все-таки полетит.

29 сентября 1988 года полет STS-26 вернул Америку в космос. Через четверо суток «Дискавери» появился в небе над Тихим океаном, чтобы приземлиться на авиабазе Эдвардс. Полет прошел практически безупречно. Когда Рик Хаук доложил об остановке колес в конце пробега, я вновь стал членом основного экипажа. К этому званию прилагались зарезервированные места для парковки, эйфорическая радость и завязывающий кишки в узел страх.

2 декабря 1988 года застало меня и остальных членов экипажа STS-27 зафиксированными в креслах «Атлантиса» и пережидающими задержку по погоде, объявленную на отметке T-31 секунда. Мы уже перенесли отмену старта накануне из-за слишком сильных высотных ветров. Нам грозила вторая отмена, и настроение в кабине было мрачное. Я начинал думать, что надо мной довлеет проклятье. Это было шестое ожидание на стартовой площадке всего лишь второго полета. Сегодня наша проблема заключалась в погоде на заатлантических посадочных площадках в Африке. Показатели были ниже минимальных. Руководитель пуска находился на связи с астронавтом – разведчиком погоды в Марокко. У нас уже были запущены вспомогательные силовые установки, так что решение следовало принять быстро.