Хозяева космоса - Роберт Вардеман

– Сомневаюсь.

– Подожди, – пообещала она. – Мне никогда не надоедает эта планета. Все, чего ты пожелаешь, чего действительно хочешь в глубине души, – все твое. Об этом всегда узнают, а потом дают тебе.

И снова Кинсолвинг передернулся при мысли о том, что он находится под постоянным наблюдением.

– Давай осмотримся, – предложил он.

Бартон отодвинул тарелку. Он съел мало вкусной еды, но нашел, что сыт. Такой волшебный продукт принес бы биллионы на коммерческом рынке. У звездных кораблей мало места для груза, но там часто требуется большое количество пищи и воды для команды и пассажиров. Если уменьшить запасы съестного, это даст возможность строить более крупные машины и с большей скоростью.

Инженер печально покачал головой. Если даже увеличить скорость земных звездных судов на пятьдесят процентов, они все же будут просто улитками по сравнению с кораблями инопланетян, те пользуются совершенно иными двигателями, иной математикой для вычисления скорости света, а делиться своими секретами с людьми отказываются.

Иногда в глубине души Кинсолвинг и сам удивлялся, почему он выступает против ММ, председателя Фремонта и других. Ведь население чуждых планет действительно обращается с Землей, как со второразрядным миром. Они действительно смеются над людьми из-за того, что те так мало цивилизованны.

Но Кинсолвинг видел среди чужаков благородство. Они не заслуживают того, чтобы их ликвидировать. Ни одному человеку, ни одной компании, ни одной расе не следует позволять уничтожать целые миры. План Звездной Смерти вызывает к жизни геноцид, а не сотрудничество. Извращенные умы, убежденные в необходимости Плана, отказывались понимать, что земное человечество только недавно присоединилось к летающим на звезды существам. Тяжелая работа, завоевание доверия, усовершенствования во всех областях – вот что является входным кодом ко вселенной инопланетян, а не смерть и массовые разрушениям. Тот профессор, который больше всех повлиял на Кинсолвинга в колледже, профессор Дельгадо, был убежден, что в один прекрасный день человечество будет принято как ровня.

Кинсолвинг в это верил.

– Ты выглядишь отсутствующим, Бартон. Ты что, заболел? Иногда воздух на Почти Парадизе меняют, чтобы он подходил другим расам. Почему, я не могу сказать, но это так.

– Я прекрасно себя чувствую, – заверил он. – Давай исследовать.

Ларк схватилась за его руку и потащила за собой, как маленького ребенка, следующего за матерью.

– Тебе понравится. Но пусть все это тебя не слишком привлекает. Есть еще много всякого, чем заняться на самой планете.

Кинсолвинг заморгал, когда Ларк повела его по извилистым коридорам космической станции. Он как будто бы вошел в музей. Стены украшали шедевры с десятков планет. Ему с трудом удавалось заставить Ларк задержаться и посмотреть на некоторые. Особенно произвели на него впечатление старые земные пейзажи, выполненные художником по имени Остин.

– Это поразительно, – восхищался он. – Я видел подобную работу на Земле, но не такую прекрасную.

– Ох, Барт, милый, это же пустяки. Пошли дальше!

Ларк потащила его, и Кинсолвинг последовал за ней, задерживаясь возле изменяющихся образов и красок поляризованных пейзажей. Когда они попали в большую общую комнату, Бартон придержал дыхание. Никогда ему не приходилось видеть такого величия. Потолка вовсе не было, – или так казалось. Усыпанный звездами широкий Млечный Путь аркой поднимался над комнатой, не затуманенный ни атмосферой, ни легким загрязнением. Кинсолвинг был бы доволен, если бы просто стоял здесь и любовался звездами, но в этом помещении еще столько всего находилось!

– Все, что захочешь, Барт, все, – прошептала Ларк. Кинсолвинг разделял ее благоговейную почтительность.

В этой комнате казалось кощунством разговаривать нормальным голосом. Произведения искусства, здесь находившиеся, прибыли из мириадов разных миров. Даже в самых больших музеях Земли Кинсолвинг не видел работ такого уровня артистизма и гениальности.

– Лучшие творцы галактики вложили что-то в эту выставку, – услышал он тихий голос у своего локтя. Кинсолвинг подскочил, вздрогнув от еще неосознанного узнавания. Он потерял дар речи при виде этой женщины. Ларк Версаль была великолепна. Но до этой женщины ей было далеко.

Только через несколько секунд он понял, почему. Он насторожился, когда понял, где видел ее прежде. Она сильно напоминала Алу Марккен, возлюбленную, предавшую его. Ала допустила, чтобы Камерон втянул его в убийство на Глубокой. Ала пыталась убить его в шахте. Ала участвовала в заговоре Плана Звездной Смерти. Бартон Кинсолвинг все еще любил ее. И теперь перед ним была женщина, тронувшая его душу легким, но безусловным сходством с Алой.

Ларк повисла у него на плече и спросила:

– Предполагается, что она – кто?

– Что? – он вздрогнул от этого вопроса.

– Твою память сканировали. Она должна что-то значить для тебя, не то усилия не стоили бы труда...

– Ее сделали похожей на Алу! – воскликнул Кинсолвинг. – Ее так замаскировали?

– Ала, – это имя прозвучало в устах Ларк так, как будто бы оно обжигало ей язык. – Совсем простое имя.

Ларк повернулась и вышла, прежде чем Кинсолвинг успел ее остановить.

– Кто вы? – спросил он женщину, которая слегка походила на Алу Марккен.

– Я – та, кем вы хотите меня видеть. Зовите меня Шидой.

– Это ваше имя? Или вы его взяли взаймы, как и лицо? -. он произнес это резко и тут же пожалел об этом.

– Не будьте ко мне жестоким, – слезы появились в уголках светло-карих глаз Шиды. – Я не хотела дурного. Мне сказали, что вы будете довольны.

– Они знают меня недостаточно хорошо, – Кинсолвинг дотронулся до своего лба, как будто бы ожидал найти там электроды.

– Почти Парадиз пытается дать гостю то, чего он хочет больше всего. У меня не вышло. Они... они будут мною недовольны.

– Подождите, – Кинсолвинг остановил женщину, когда та повернулась, чтобы уйти. – Что вам сделают?

– Ничего.

– Вы лжете.

Кинсолвинг поднял ее твердый подбородок и пристально взглянул в глаза странного оттенка. Что-то в этих глазах поразило его, как неистовое и не совсем человеческое. Различие при всем сходстве ее лица с лицом Алы перевешивало. Теперь же, когда он пригляделся внимательнее, заметил, что мягкие волны темных волос спадали у Шиды вокруг лица так же, как у Алы, но отсутствовал блеск. Человеческий блеск.

– Нет, – тихо произнесла Шида. И тут же призналась: – Я не гуманоид.

– Как! – Кинсолвинг вздрогнул. Он проглотил унизительный вопрос и начал снова: – Какую планету вы называете родной?

– Я из мира, который мы называем Онар. Но нам не полагается говорить о таких вещах. Меня наняли, чтобы я была с вами и для вас – и ни для чего другого. Многим гуманоидам не нравится мысль о... – голос Шиды замер. – Идея о хамелеоне-инопланетянине, принимающем облик любимого.