Аппетит - Филип Казан

Это был вечер без танцев, хотя кардинальские музыканты все время пиликали и дудели модные пьесы, так что мне не очень-то много пришлось делать – истинная удача, потому что я едва стоял на ногах и старался как можно больше прислоняться к стене. Буфетчик подал сахарные скульптуры гербового дуба делла Ровере, скрещенные ключи Папства, и – я настоял на этом, даже снабдил его моделью – прискорбно примитивный человеческий скелет, в половину обычного размера, сидящий на сахарном троне и подносящий сахарный нож к собственной руке. Послышалось еще больше возгласов, а потом – треск сахарных костей и плеск вина, наливаемого в кубки.

Пир его святейшества продолжался допоздна, потом Папа, его племянник и кардинал Борджиа удалились во внутренние покои кардинала, а остальные гости отправились по домам. В моих услугах больше не было нужды, но еще многое требовалось сделать. Я сжевал еще чуть-чуть орехов кола, что вполне меня взбодрило. Удостоверился, что кухня заперта, пиршественный зал вычищен, дорогая посуда убрана. Съел пару оставшихся мозгов, хотя они и кремовые внутренности стали скользкими и чуть отдавали мокрой собакой. К тому времени, как я сел проверять дневные счета, мои глаза болели и пульсировали, а по углам поля зрения мелькали неприятные вспышки. На шее билась жилка, а волосы чувствовали себя так, будто я пытался выпрыгнуть из собственного скальпа.

Но мой день пока еще не закончился. Я знал, что наверху меня ждет девушка, присланная ублюдком из Рионе Монти. Он почуял слабину, потому что недавно ночью я немного увял – временно, конечно, и все исправило быстрое втирание мускатного ореха, который щипался как черт, но привел член в чувство. После этого проблем не было, но с той ночи хозяин борделя взял меня в осаду всерьез. Еще провалы – и он примется забрасывать удочку насчет исключительных привилегий, официального представления и покровительства, иначе моя репутация начнет подгнивать, как некупленная скумбрия на ступеньках Портико д’Оттавиа. Моя рука дрожала, пока я готовил себе небольшую дозу тонизирующего из запертого аптекарского ящичка под моим столом: каннабис, шафран, настойка окопника, мед, гвоздика и калган. Любой из ингредиентов мог сработать и один, но зачем рисковать? Я добавил чуть больше каннабиса, просто для надежности.

Девица, довольно плотная, с копной намасленных и завитых волос, убранных золотыми лентами, дремала, когда я вошел, что меня вполне устраивало. Но когда я закрыл за собой дверь, она сонно приподнялась на локте. На ней была только свободная кисейная сорочка, и одна большая веснушчатая грудь выпала из выреза. Я поклонился, как ни нелепо это выглядело, и прошел к очагу, встал на колени, взял полено… Внезапно мое лицо оказалось совсем близко к огню. Как это случилось? Я помотал головой, бросил полено на угли, осторожно подул. Очень осторожно. Угли засветились – каждый как дверь в чудесный раскаленный, расплавленный мир. Я наклонился ближе. В этом угольке люди или птицы? Цветы зазмеились по дымящемуся полену.

– Ты идешь в постель? – У девицы был сонный, грубоватый голос, но ей не удалось изгнать из него скуку.

– Сейчас, моя красавица, – ответил я, вставая и чувствуя, как моя голова взмывает к потолку. – Откуда ты? – спросил я, чтобы выиграть немножко времени.

– Из Веллетри. Я ехала в такую даль, только чтобы любиться с тобой.

– Из Веллетри? Разве не из Монти?

– Поспеши, любовь моя, – терпеливо проворковала она.

Мне пришлось очень сильно сосредоточиться на своих шнурках и завязках, потому что мои пальцы отказывались выполнять приказы. Но как только мой дублет упал на пол, отброшенный в угол, и я развязал шнурок, удерживающий штаны, девушка – на самом деле женщина примерно моего возраста – с покорным вздохом выпросталась из кровати и довершила мое раздевание.

– Чего бы тебе хотелось? – шепнула она мне на ухо.

Я почувствовал, как мочка моего уха отдернулась от ее губ, как устрица, когда на нее падает капля лимонного сока. Все более озадаченный, я полез в ее сорочку за этими огромными грудями. Их я, по крайней мере, мог понять.

– Покажись мне, – сказал я, и женщина послушно стянула с плеч сорочку и легла на спину, томно разведя ляжки и сжав груди руками.

Мадонна…

Я совсем растерялся. Что вообще происходит? Она превратилась, вот ужас, в золотого человека – человека из еды, – а потом вернулась обратно в плоть. Будто подсказывая мне, ее рука передвинулась к промежности и довольно нетерпеливо показала, на чем сосредоточиваться. Хорошо. Уже лучше. Я подошел, положил руки на ее приятный круглый живот. Мой разум по-прежнему не мог ничего иного, кроме как излагать мутный перечень ощущений. Мне нужно было ощутить что-то, все равно что. Женщина убрала руки с промежности и потерла вокруг моего рта и под носом. Теперь я понял. Мое тело оживилось, и я ощутил волны… не желания, но тупой прямолинейной похоти.

Как обычно, древняя пляска плоти на плоти хоть как-то вернула меня в чувство. И там, где надо, все работало. Только время продолжало растягиваться и сжиматься внутрь себя. Ну и что с того. Я господин. Я сделан из железа. Время опять растянулось, и я радостно забылся в трещинах штукатурки на стене.

А потом я вернулся обратно, в кристальной ясности. У женщины была длинная веснушчатая спина, на которой поблескивали капельки пота. Я всаживался в нее и выходил уже Бог знает как долго, глядя вниз: на овальные, чуть волнистые половинки ее задницы, на свои руки, сжимающие пышную плоть вокруг ее талии. Она назвала мне свое имя или нет? Что это за имя?

– Фортуна? – на пробу спросил я.

Она зарылась лицом глубоко в подушку и, может быть, даже спала, потому что не шевелилась, а дыхание под моими руками было медленным и размеренным. Внезапно я оказался на огромной высоте и смотрел сверху на нас обоих: на сонную вялую шлюшку и тощего потного мужчинку, бьющегося об нее, как механический молот в кузнице.

– О Господи! – выкрикнул я в отчаянии и упал на спину, захваченный пошлостью всего этого.

Девица дремотно приподняла голову.

– Мм… Вот хорошо, – пробормотала она, перекатилась на бок и опять заснула.

Я растянулся на полу рядом с кроватью, прилипнув задницей к сарацинскому ковру и прикрыв углом простыни пах, который все еще был напряжен, хотя и совершенно онемел. В дверь постучали. Я проигнорировал стук, но он раздался опять, и дверь чуть приоткрылась. Внутрь просунулась голова: один из старших слуг, чрезвычайно расстроенный.

– С какой стати ты это делаешь? – невнятно пробубнил я, пытаясь завернуться в простыню, но не в силах прикрыть нелепое бессмысленное возбуждение.

– Мне очень жаль тревожить ваш… ваш отдых, мессер Нино, – прошипел слуга, – но я не знаю, что еще делать. Гость хозяина в ужасном состоянии.

– Найди Паголини, – буркнул я.

– Мессера Доменико нет. Я и не помыслил бы беспокоить вас, но… Он же еще и племянник Папы.

– И?..

– Пьян и беснуется. Уже избил Артуро. Мы не можем его вышвырнуть: он же граф, помоги ему Господь.