Аргентинец - Эльвира Барякина

— Куда вы ее тащите? — спросил он, когда мальчики вновь подхватили кровать за ножки.

— В усадьбу. Там иностранный раненый пилот лежит — это для него. Может, он нас за это на аэроплане покатает.

Клим провел ночь в пустой избе, а утром с грехом пополам добрался до барского дома.

Везде следы грабежа и большого военного лагеря. Разбитый выстрелами потолок, пол с выломанными дощечками паркета, вся большая мебель изрублена, на полу — разодранные книги и фотографии. Только старинные гобелены остались нетронутыми: кому они нужны? Материя трухлявая, ничего путного из нее не сошьешь.

Клим не слышал, как Пиявка приблизилась к нему:

— Пойдем, я тебе пилота покажу. Он в барыниной комнате лежит: там обои розовые, а стекла в окне — цветные.

У Клим от голода и усталости мутилось в голове.

— Где здесь можно еды раздобыть?

Пиявка пожала костлявыми плечиками:

— Мы за окурками ходим к железной дороге. Их из вагонов бросают, а мы подбираем, чтобы остатки табака на картоху сменять.

— Только этим и живете?

Пиявка почесала нога об ногу:

— Еще милостыню в большом селе просим — иногда щелбана, а иногда хлеба дадут.

Лейтенант Эдди Мосс должен был отвезти пакет британскому военному наблюдателю при корниловской Ударной бригаде. Но на обратном пути его аэроплан срезала пулеметная очередь красного бронепоезда. Двигатель заглох, из машины вырвалось пламя, и она понеслась к земле, воя, будто от боли. Пилот погиб сразу — еще от пули, а Эдди спасло то, что аэроплан упал на деревья, а сам он вывалился из кабины и потому не сгорел — только ноги и правая рука были в глубоких ожогах.

Его нашли беспризорные русские дети, самому старшему от силы двенадцать лет. Они перетащили его в разграбленную усадьбу, кормили и помогали менять повязки. Эдди не знал русского языка и мог объясняться только знаками и картинками, но художественного таланта у него было маловато, к тому же рисовать приходилось левой рукой, и дети часто не понимали, что ему надо.

Главное — попасть к своим. Эдди нацарапал в записной книжке аэроплан, целый час бился, пытаясь растолковать детям свой вопрос: не видели они такой же? Эдди был уверен, что его ищут.

Но дети подумали, что ему неудобно лежать на полу и он просит достать ему хорошую кровать. Они действительно приволокли ее — правда, без матраса. Радостно лопотали, довольные, что смогли помочь раненому авиатору (они принимали его за пилота). То, что он летал по воздуху, завораживало их — мальчишки то и дело показывали ему свинченные с обгоревшего аэроплана детали и тут же затевали игры: носились по дому, раскинув руки и изображая рев мотора.

Эдди был в отчаянии. Пропал… Самому отсюда не выбраться — ноги и рука горели, от боли впору было застрелиться. Но однажды произошло чудо — к нему в комнату вошел человек и спросил с сильным русским акцентом:

— Как вы сюда попали?

Одиннадцатого ноября 1918 года Лондон праздновал победу в Великой войне: к полудню пришли телеграммы, сообщившие, что Германия капитулировала. Город кричал от радости заводскими сиренами, пароходными гудками и автомобильными клаксонами. В церквах — благодарственные молебны, в пабах — гульба; люди танцевали на улицах — пьяные и счастливые. У каждого в петлице или на шляпе — цветок мака, в память о тех, кто не дожил до победы.

Приказчики раздавали мальчишкам апельсины, кондукторы не брали плату за проезд, надменные обитатели Сити предлагали незнакомцам глотнуть виски из фляжек в серебряной оправе, женщины целовали солдат.

Эдди Мосс ехал в кэбе по Pall Mall[38]и чуть не плакал от того, что он молод и жив, что на небе яркая луна, а на окнах нет светомаскировки. Совсем недавно немецкие дирижабли бомбили Лондон — погибло более семисот человек.

Эдди остановил кэб у Королевского автомобильного клуба. На мраморных ступенях джентльмены в расстегнутых пальто хором орали Mademoiselle from Armentières[39]. В баре Эдди ждали ребята:

— О, явился! Наливайте ему, пусть пьет штрафную за опоздание!

На улице кто-то разбил фонарь, засвистели полицейские, и все побежали смотреть на драку. Лейтенант Болт подсел к Эдди и обнял его за плечи:

— Ты чем займешься после войны?

— Ну… не знаю… У моего брата фирма в Йоркшире — он производит удобрения.

— Коровье дерьмо? — захохотал Болт. — Представляю, как ты им будешь торговать.

— Это не дерьмо, а химия!

Эдди смутился — а что делать, если война кончилась и всех демобилизуют?

— Мы едем в Россию, — сообщил Болт. — Там, на юге, будет организована наша военная миссия: требуется около трехсот добровольцев. Хочешь с нами?

Эдди пытался сообразить, что он знает о России: снег, бородатый царь в эполетах, однажды виденный им на обложке журнала…

— Русская чернь взбунтовалась, и благородные дамы ждут своих спасителей, — соблазнял Болт. — Военное министерство желает помочь генералу Деникину восстановить законный порядок. Скоро мы уже будем пировать в Москве.

Ребята вернулись в бар, довольные, что помогли отбить у полиции разбуянившегося американского морпеха.

— Так вы все едете? — спросил Эдди друзей.

— Все, кроме тебя, если ты предпочитаешь работать дерьмовозом.

Болт предложил заключить джентльменское соглашение: тот, кто первым заработает медаль, получит первую русскую герцогиню, с которой удастся познакомиться.

— А у них есть герцогини? — удивился Эдди.

— Найдутся. Россия — очень богатая страна, там всего полно. Остальные получают вторых, третьих и так далее герцогинь и графинь. Нас встретят поцелуями и слезами благодарности — мы же их родину, черт возьми, спасаем!

Пили за маму-Россию, за Москву и царя с царицей, если они до сих пор живы. Хохотали и горланили во всю мочь:

Ho! — for the cognac! Ho! — for the wine!

Ho! — for the Mam’selles,

Every one is fine.

Ho! — for the hardtack, bully beef and beans!

To hell with the Kaiser and goddamn Marines![40]

Долгое путешествие по морю, грязный новороссийский порт, поезд до Екатеринодара, где располагалась британская миссия. Никаких герцогинь там, разумеется, не было, но русские чуть ли не на руках носили англичан: представитель Великобритании, генерал-майор Пуль, поклялся сделать всё, чтобы его правительство направило войска на помощь Деникину. Поговаривали, что за написание соответствующего рапорта Пуль получил солидную долю в компании по освоению северо-восточного побережья Каспийского моря.