Бельский - Геннадий Ананьев

Ивану Басманову предстояло поддерживать порядок в кварталах, прилегающих к Чертопольским, Арбатским, Никитским и Тверским воротам. В Белом городе исполнять службу объездного воеводы поставили князя Бабичева, но вскоре что-то не устроило государя, и Бабичева сменил князь Шаховской, Шаховского же сменил князь Щетинин — дергался Борис, мельтешил. Всю ответственность за порядок и спокойствие в столице он возложил на Боярскую думу, а сам подался в Троице-Сергиеву лавру на богомолье.

Глядишь, Господь Бог смилостивится и перестанет испытывать Россию все новыми и новыми ковами.

Несколько месяцев после этого на дорогах было удивительно тихо, если не считать обычных в то голодное время налетов малых ватаг на обозы с зерном, но вот одно за другим удручающие сообщения показали, что началась самая настоящая смута. Ощетинились Подмосковье, Владимирщина, Ярославщина, не отстали от них Вязьма, Можайск, Волоколамск, Тверь, Почти все дороги на Москву были перекрыты восставшими, и столица с великим трудом получала продовольствие.

— Что важно, — докладывал царю дьяк Разрядного приказа, — более всего разбоя на дорогах, ведущих в Польшу и Ливонию. Нет ли в этом умысла?

— Умысел во всей смуте. Нарядите стрельцов и очистите все дороги к Москве. Уничтожать смутьянов безжалостно. Жгите, вешайте, топите в речках и озерах. Сносите с лица земли села, если это пойдет на пользу.

Не случайно Годунов так смело говорил о том, что кару поручить именно стрельцам, а не иным каким-либо ратникам. Стрельцы все исполнят безропотно. Они считались самой надежной опорой государей со дня своего образования. Им платили в десятки раз больше, чем даже конным детям боярским. Кроме того, стрельцы имели свои торги, как правило, крупные, поэтому жили очень богато и им совершенно невыгодно было изменять царской власти и вставать в ряды мятежников.

— В первую очередь нужно уничтожить отряд Хлопка, ибо он угрожает самой Москве. Осилим его, пошлем в иные места стрельцов. Утихомирим смутьянов и там.

— Так и поступай.

Разрядный приказ вновь послал на Хлопка воеводу Ивана Басманова и тоже с полутысячей пеших стрельцов. На этот раз, однако, воины Хлопка от сечи не уклонились, не спрятались в лесной глухомани. И одержали победу.

Она обеспечилась тем, что Басманов пренебрег обычной тактикой борьбы с разбойными ватагами, не сделал засады, предварительно разведав, где смутьяны, не заманил отряд Хлопка в мешок, а сам оказался в мешке, поплатившись за прямолинейность: он шел открыто, предвкушая победу малой кровью.

Но боевые холопы и присоединившиеся к ним другие повстанцы, тоже не были тюфяками, к тому же выбор у них был слишком мал — победа или смерть. Они дрались храбро и умело, даже, можно сказать, с остервенением и победили, уничтожив почти всех карателей. В том числе и голову их — воеводу Ивана Басманова.

Москва, но особенно Кремль, запаниковали. Воеводу Басманова хоронят с почестями на кладбище в Троице-Сергиевой лавре, готовят новые отряды на повстанцев, Годунов объявляет осадное положение в столице и об этом тут же известили Бельского.

Что ж, не до него теперь государю, путь в Польшу открыт. Пора и царевичу вступать в пределы Руси.

Через день Богдан сел в седло. В провожатые взял лишь одного Григория Митькова. У того тайный путь давно отработан, и никаких осложнений не должно возникнуть.

Так и вышло. Через несколько дней они прибыли в имение князя Адама Вишневецкого. Тот рад столь знаменитому гостю.

— Понимаю, как дорого для вас время, но я все же задержу вас на два-три дня. Попируем. Устроим охоту.

— До охоты ли и до пиров ли?

— Не скажи, Богдан Яковлевич. На пирах да на охоте будет шляхта, от нее же многое зависит. Согласится шляхта идти с будущим вашим царем, получит он ратную силу, не согласится — на кого он обопрется?

— На своих подданных. На своих ратников.

— Вроде бы ты, оружничий, — тертый калач, а речи ведешь младенческие. Не с одним же тобой пойдет он в Россию. Люди идут за сильными. Только за сильными.

— Я дам деньги на наемное войско.

— Деньги — это хорошо. Шляхта тоже не откажется от злотых. Но важнее всего, вместе со злотыми, уверенность в нужности затеянного предприятия.

— Не спорю с этим.

— Поэтому постарайся убедить шляхту, чтобы она царевича Дмитрия поддержала всей душой. Я, как родственник ему, хотя и дальний, приложу тоже все силы, используя свой авторитет, чтобы способствовать твоему успеху. А дворянина своего пошли к Мнишеку. Оповестит он о твоем скором приезде и станет ждать там. К Мнишеку поедем вместе. Может, примет нас по ходатайству ясновельможного пана сам король.

— Хорошо бы.

— Разве хорошо? Прекрасно! Одно меня смущает: Мнишек перетаскивает Дмитрия Ивановича в паписты, а Россия не примет на престол неправославного.

— Мне тоже доходили сведения, что папский легат соблазняет царевича Дмитрия и, признаться, я удивился, когда узнал, что ты передал Дмитрия Ивановича на попечение Мнишека…

— Удивляешься? Кто я? Вишневецкий, чей род не единожды переходил на службу русским царям, вот и нет мне полного доверия. Мне пришлось письмом объясняться с коронным гетманом Замойским, почему я приютил у себя неизвестного, выдающего себя за царского сына. Вот так обстоят дела. А Мнишек через своего родича имеет вход к Сигизмунду, королю нашему. Если тот поддержит, тогда — все. Вот ради этого, Богдан Яковлевич. Только ради этого. Мог бы, конечно, умыть руки, чтобы не дразнить коронного гетмана.

— В общем-то, я так и предполагал.

— Теперь, похоже, все меж нами ясно. Приглашаю на пир.

Не два дня провел Бельский в усадьбе князя Вишневецкого, а более недели. Хозяин дома посвящал его во все тонкости интриги, какая началась вокруг царевича, и это очень важно, но главное — шляхта все прибывала и прибывала, соблазняясь слухами о щедрости приехавшего из Москвы богатого и знатного гостя. Многие шляхтичи охотно записывались в легион, получая тут же полугодовую плату за службу. К исходу первой недели в списке значилось более двух сотен. Этот список, как подарок, повезли царевичу Дмитрию Ивановичу Бельский и Вишневецкий. К списку прилагался и договор, по которому шляхтичи обязались прибыть по первому зову царевича в установленное место в указанный срок.

Оружничего Бельского и князя Вишневецкого встретил самолично сандомирский воевода Юрий Мнишек на полпути от ворот до дворца, выказывая тем самым великое уважение к прибывшим гостям. Раскланялись, как и полагалось по этикету, и Мнишек повел гостей в гостиную, которая вполне могла быть наименована тронным залом сандомирского воеводы, если бы не камин у боковой стены, а вместо знамен, штандартов и гербов, какие присущи тронным залам, по всем стенам висели портреты в инкрустированных золотом рамах. Над креслом Юрия Мнишека, более похожего на трон, висел самый величественный портрет основателя рода Мнишеков, а правее его — портрет его жены, тоже родоначальницы Мнишеков. Вправо и влево, как ожерелье драгоценное — портреты многочисленных потомков, до самого последнего: сандомирского воеводы и его довольно молодой еще жены. И что выходило за рамки общего — портрет их дочери Марины, хотя и юной летами, но столь же величаво-надменной, как и все остальные, удостоенные чести висеть на стенах.