Гражданин Ватикана (вторая книга казанской трилогии) - V.S.

как голод и чувство ответственности, на очереди зависимость от нефти и пива! Сегодня, чтобы чувствовать себя в центре Вселенной, не обязательно жить в центре Вселенной! Бери всё самое лучшее из того, что когда-либо придумало человечество. Все люди сегодня здесь, все здесь! Дураки к дуракам, умные к кому хотят, голубые к кому хотят, все — к кому хотят!.. Мы все собрались на грандиозную вечеринку и нам решать, когда она закончится. Писатель сказал: «Мир всё равно нельзя спасти, так давайте уж отгуляем праздник до конца». У каждого персональный Рай и Ад, никаких коммуналок. Я люблю жизнь и перестаю её боятся. Самое время «объять необъятное»!

«Я тебе не всё, но всё же, расскажу, сколько я ночей бессонных провела…» — ходу моих мыслей не мешала музыка.

— «..И внял я неба содроганье,

И горний ангелов полёт,

И гад морских подводный ход,

И дольней лозы прозябанье!..» — моя память работала как никогда хорошо.

— Это ты сочинил?!

— Нет, блин, Пушкин!

Это время, когда "грязные сучки будут наказаны" и файф дей вор, то есть это время возмездия, Эн! Это время блюза и танго в одном флаконе и хард-кор ремиксов на Александра Вертинского, то есть это время возможностей! Это время дешёвого пойла и дорогого фунта стерлингов, то есть это время вдохновения, Эн! Ты слушаешь меня, Эн?! Это время таких красавиц как ты и немного таких ублюдков как я. Это самое время индивидуального счастья и массового пох…зма!

«Столько проливала слёз я без тебя; я тебе не всё, но всё же покажу и с тобой убежим сейчас туда. По шоссе мы летим, мы летим по шоссе; знаю все, сколько зим, я искала тебя на встречной полосе».

— Ты знала, что кролики спят урывками по несколько минут?!

— Мм… Интересно…

— «Мы мчимся навстречу смерти в сумраке остывающего дня!» — восторженно прокричал я.

— Что ты такое говоришь? — дрогнувшим голосом произнесла Эн, предварительно убавив музыку.

— Это не я, малышка, это Френсис Эс Фицджеральд…

— А… Тогда ладно, — она снова прибавила.

— Что у нас есть кроме жизни, малышка; что нам нужно, кроме жизни… — начинал явно переигрывать я.

Но я не вкладывал особого смысла в слова, которые говорил, для меня они звучали совсем не так, как для слушателя, меня это устраивало.

— Хочешь ещё одну цитату? — при этих словах я ускорил машину до ста восьмидесяти километров в час. Мимо пронеслись объекты дорожной инфраструктуры, — гостиница, шашлычка, стоянка для фур, парочка проституток, заправки по обе стороны дороги, справа мигнул красный огонёчек видеофиксатора, который добавил в свою память номер моей машины, чтобы завтра первым делом выслать мне штраф за превышение скорости.

— Ну, давай, — было заметно, что Эн тревожится по поводу моей вменяемости и безопасности нашего с ней движения. Я не хотел нервировать Эн, поэтому сбросил скорость до девяноста.

— «Мы умираем лишь однажды, но всю жизнь».

— У… А это кто сказал? — переварив фразу, спросила Эн.

— Не знаю, кто-то из американцев, у них есть время задумываться о таких вещах.

Ночь, скорость и близость красивого человека действовали не хуже наркотика. Я, как обычно, осознав красоту окружающей действительности, не впал сразу после этого осознания в уныние, ибо больше не хотел утащить всё это великолепие с собой в могилу; возможно в этот момент я поумнел до той степени, когда понимаешь, что жизнь — это только настоящий момент и, ты счастливчик, если смог растянуть его… задержаться на его вершине какое-то время. В этот момент я был кольцом на пальце царя Соломона.

— Я бы не хотел, чтобы ты на меня злилась, я прошу прощения… Я тут вспомнил: когда я учился в пятом классе, я купил сотовый телефон — сэкономил на обедах — у меня у первого в классе появился мобильник; помнишь, я попросил тебя позвонить на него мне в определённое время? Мне никто не звонил, а я хотел похвастаться телефоном перед одноклассниками. Помнишь?! Ты позвонила ровно-ровно в то время, на которое мы договорились. Я, с важным видом, попросил у учительницы разрешения выйти из класса и переговорить. Выйдя в коридор, я обмолвился с тобой несколькими словами, ведь связь в те времена была жутко дорогой, повесил трубку, постоял немного и зашёл в класс. Вот смех-то! Помнишь, Эн? Ты тогда была, получается, в третьем классе. Удивительное дело, Эн, — сколько тебя знаю — ты всегда была на год младше меня… — я притих. — Всё так коряво, возможно потому, что я живу в первый раз, — снова заговорил я.

— Да ладно уж, что было, то было…

— Лучше и не скажешь… Лучше и не скажешь.

Мы повернули друг к другу головы и рассмеялись.

— Все прощают всех за всё? — прищурившись, спросил я.

— Все прощают всех… за всё, — уставившись в пол, с грустью в голосе сказала она. Потом подняла взгляд на меня и сказала: «Да».

На следующем съезде, я свернул в сторону города, ещё через двадцать минут, причалил к подъезду Эн.

— Сейчас домой поедешь? — спросила Эн, высунув одну ногу из машины.

— Конечно, завтра же на работу, — изобразив зевоту, ответил я.

— Хорошо покатались, надо бы в следующие выходные куда-нибудь…

— Конечно! Я тебе позвоню, — не знаю, какой раз за последнюю неделю соврал я.

У меня было ещё полно дел. А ведь какая тёплая ласковая августовская ночь. Не сегодня-завтра начинается звездопад. Я включил громкость.

«…От нас не убудет, что было, что будет;

Что было, что будет этой ночью

Забудем, будем мы с тобой разбудим

Мой дом ночью этой опустел…»

В кармашке слева всё ещё лежал учебник по философии. Я его так и не дочитал. Где-то было высказывание, которое мне сейчас близко, хотя полностью не отражает ситуацию. Так… Где же это место… Вот. Слушайте: «Люди измыслили идол случая, чтобы пользоваться им как предлогом, прикрывающим их собственную нерассудительность. Ибо редко случай оказывает сопротивление разуму, чаще же всего в жизни мудрая проницательность направляет к достижению поставленной цели». Можно спорить? Можно. Тем более, что спустя несколько веков было доказано, что «на всякого мудреца…», это тоже не про меня. Вообще-то, довольно опрометчиво сидеть и листать книжку, когда катаешься по быстро нагревающейся сковороде.

Я всё-таки ещё заеду домой, — взгляну «последний-препоследний» раз на своих «дурачков на палочке». «Что лучше всего?» «Удача».

*****

«Для того, чтобы написать Иванова(у), не надо самому быть им», — сказал Константин Сергеевич.

— Прощайте, режиссёр. Вместо «спасибо» возьмите вот это, здесь без малого полкило, — из новой красной сумки появился початый брикет «ангельской пыльцы».

Режиссёр расплылся в