Подлинная история графа Монте-Кристо. Жизнь и приключения генерала Тома-Александра Дюма - Том Рейсс

Тюремщик улыбался, казалось бы, со снисхождением (но возможно, это было всего лишь неверие в правомерность требований узника) и говорил, что по своим каналам похлопочет о Дюма перед Руффо. Это все, что он может сделать. И конечно, за это не мешало бы заплатить, чтобы компенсировать расходы.

Сын генерала Дюма будет годами мучительно размышлять о тяжелой жизни отца в крепости Таранто, который попал в тюрьму на неопределенный срок за непонятно какие проступки, из-за незнакомых людей. Писатель вообразит бесконечные и бессмысленные разговоры узника с тюремщиком. Они описывают ту же самую безысходность, которую позже выразит Кафка, только Дюма сделал это на восемьдесят лет раньше и в доступной каждому читателю форме. В «Графе Монте-Кристо» Эдмон умоляет тюремщика:

«Я хочу видеть коменданта»[1024].

«Я уже говорил вам, что это невозможно».

«Почему?»

«Потому что это запрещено правилами».

«Что же тогда разрешено?»

«Пища получше, если вы за нее заплатите, книги и прогулки».

«Но я хочу встретиться с комендантом».

«Если вы станете надоедать мне, повторяя одно и то же, я перестану носить вам еду».

«Но тогда, – сказал Эдмон, – я умру от голода, вот и все…»

Поскольку каждый арестант ежедневно приносил тюремщику по десять су, он ответил более ласковым тоном:

«То, о чем вы просите, невозможно. Но если вы будете хорошо себя вести, вам разрешат гулять, а на прогулке, может статься, вы однажды встретите коменданта. И если ему будет угодно ответить вам, то это уж его дело».

«Но сколько, – спросил Дантес, – мне придется ждать этой встречи?»

«Ах! Месяц, полгода или год».

«Это слишком долго. Я хочу видеть его сейчас же!»

«Ах! – сказал тюремщик. – Не думайте все время о том, что невозможно, иначе через пару недель вы сойдете с ума».

* * *

Впрочем, в безумный апрель 1799 года у кардинала Руффо вряд ли было время задуматься о судьбе двух высокопоставленных французских пленников. Он целиком сосредоточился на действиях его Армии Святой Веры в союзе с британцами, русскими и турками. Британские корабли оккупировали Капри и другие острова вдоль Амальфийского побережья и блокировали Неаполитанский залив[1025], отрезав поддерживаемую Францией Партенопейскую республику от поставок продовольствия. Войска Оттоманской империи высадились под Бриндизи[1026], главным южноитальянским портом на Адриатике, и соединились с силами санфедистов. От внимания хулителей Руффо не укрылось, что католический генералиссимус в своем крестовом походе опирается на помощь протестантских, православных и мусульманских армий. Но опасные французские идеи заставили выглядеть старомодными вековые противоречия между религиями. Во времена, когда всем им грозила безбожные свобода, равенство и братство, Армия Святой Веры продолжала без оглядки принимать в свои ряды местных бандитов и разбойников.

13 июня Армия Святой Веры войдет в Неаполь, где устроит настоящую оргию зверств[1027]. Армия невежественных хулиганов, набранная в основном из жителей соседних деревень, организовала своего рода бунт бедняков против образованных слоев общества[1028]– повторение чудовищных январских аутодафе, только на этот раз их, наряду с грабежами, проводила настоящая, «религиозная» армия[1029]. Фердинанд вернулся в Неаполь лишь в июле, и даже тогда, когда королевская флотилия вошла в залив, король был слишком напуган, чтобы решиться на высадку. Он вместе со всеми придворными ждал на море, пока на земле продолжался полуофициальный террор во имя Святой Веры. Убийства периодически повторялись до конца лета.

* * *

А в Таранто генералы Дюма и Манкур узнали о крахе неаполитанских республик тем способом, каким узники часто узнают о политических событиях: правила содержания изменились.

«Пришел охранник и сказал нам, что теперь, когда республика пала и французов изгнали из королевства, нас больше не будут выпускать из камер на ежедневные прогулки, – вспоминал Дюма. – Позже в тот же день пришли рабочие, чтобы установить на наши двери засовы».

Но если генералы теперь стали настоящими военнопленными, тюремщики обязаны снабжать их «продуктами, достойными военнопленных и нашего ранга», – протестовал генерал Дюма. Узникам должны разрешить прогулку. Бежать из двора крепости было некуда, поэтому запрет ежедневного моциона был просто превышением полномочий.

«Охранники ответили на наши требования насмешками, – вспоминал Дюма. – Не буду приводить здесь злые и непристойные угрозы трусливых солдат, подстрекаемых их главарями. Они изводили нас днем и ночью. Но я обязательно доведу до сведения французского правительства весь масштаб злоупотреблений, характерных для королевских властей Неаполя и особенно для негодяев, которые представляют эти власти в Таранто».

Если бы Дюма был прежним собой, он мог бы оглушить одного из охранников и попытаться сбежать. Находившиеся в крепости солдаты Армии Святой Веры были хорошо вооруженными, но вялыми и непрофессиональными вояками, а регулярный гарнизон крепости внушал еще меньшее почтение. Крепость Таранто, некогда охраняемая швейцарскими наемниками[1030], в последние годы пополнялась неаполитанскими солдатами, которых отправляли сюда на поправку после ранения. Многие из них жили в крепости вместе с семьями, придавая этому месту вид дома ветеранов войны. Могла ли такая охрана сдержать человека, который обратил австрийцев в бегство на мосту в Клаузене? Если Дюма смог взобраться по обледеневшей скале, чтобы захватить вражеский редут, неужели бы он не перехитрил своих охранников и не спустился бы по веревке с крепостной стены?