Украденная дочь - Клара Санчес

Женщина открыла журнал регистрации новорожденных и принялась водить по страницам пальцем. Дойдя до указанной даты, она нахмурилась и с удивленным видом посмотрела на меня. На моем лице в этот момент, наверное, появилось выражение тревоги: я уже больше не могла изображать спокойствие.

— Что там такое? — спросила я.

Она закрыла книгу.

— Здесь какая-то ошибка. Я не могу найти эти данные.

Я потянулась — лишь слегка — к журналу регистрации новорожденных.

— А может, я попробую их найти? Я не могу уйти ни с чем.

— Я поговорю с сестрой Эсперансой, не переживай.

— Вероника! — крикнула я.

Вероника тут же ворвалась в комнату и подбежала ко мне, громко топая каблуками сапожек из кожи питона и шурша пакетами с покупками.

— Вот журнал регистрации, — сказала я, указывая на толстенную книгу в картонной обложке под мрамор, которую держала в руках ответственная за журналы регистрации.

Появление Вероники в норковой шубе стало для этой женщины полной неожиданностью, и нам удалось обратить это себе на пользу: Вероника бросила пакеты с покупками на пол, подскочила к ней и выхватила журнал.

— Ищи, — велела она, передавая мне журнал и вставая между мной и этой женщиной.

Та подняла было телефонную трубку, но Вероника не дала ей позвонить.

— Даже не вздумай закричать, не то я расквашу тебе физиономию, — сказала она хрипловатым голосом.

У меня дрожали пальцы, а перед глазами все плыло, и я никак не могла найти дату своего рождения, свою фамилию и имя. Ответственная за журналы регистрации попыталась было выйти из комнаты, но Вероника оттолкнула ее.

— Мы вызовем полицию, — сказала женщина, обуреваемая одновременно и негодованием, и страхом.

— Вызывайте. Полицейским, возможно, будет интересно взглянуть на этот журнал. Кстати, не надо в нем ничего искать — мы забираем журнал с собой.

Произнеся эти слова, Вероника сделала то, что я уже тысячу раз видела в кинофильмах: она вырвала с корнем телефонный провод, чтобы у ответственной за журналы регистрации ушло больше времени на то, чтобы поднять тревогу.

Я положила журнал в один из пакетов, и мы бросились бежать. Было понятно, что, когда мы добежим до входной двери, нас там уже будут ждать, однако у нас не было ни времени на раздумья, ни другого выбора. Нам навстречу попалась сестра Хустина, и я спросила:

— А где тут ближайший выход? Я уже опаздываю на работу!

— Вон там выход для экстренных случаев, — показала она.

Выскочив на улицу, мы продолжали бежать, а потом, чтобы не рисковать, поехали на такси. В машине мы проверили, не забыли ли какой-нибудь из своих пакетов, — все были на месте. Мы назвали таксисту адрес Вероники, а сами открыли журнал регистрации новорожденных. Я еще никогда ни в одном списке с таким волнением не искала свою фамилию и имя. Мы на всякий случай просмотрели нужный раздел несколько раз, понимая, что очень нервничаем и можем ошибиться. Судя по записи в журнале, девочка, родившаяся в тот день и в тот час, когда родилась я, и с таким же именем, во время родов умерла. Вероника обхватила меня рукой за плечи.

— Ну и что, что здесь написано, что ты умерла? Ты сидишь сейчас живая и здоровая, и это — самое главное.

Я, можно сказать, собственноручно прикоснулась к правде.

— Уж обман так обман! — хмыкнула Вероника.

— Это само по себе уже и есть доказательство, да? — спросила я.

— Ты переоденешься, мы перекусим, чтобы успокоиться, а после подумаем, на кого и на что нам охотиться дальше.

Вероника, похоже, твердо вознамерилась разрушить мой маленький мир. Меня раздражали ее кудрявые волосы, которые то и дело касались моего лица, запах кожи, исходящий от ее сапог, ее перстень с изображением кобры, ее норковая шуба, доставшаяся ей от матери, и ее голос, от звучания которого, если бы она крикнула, остановился бы как вкопанный даже лев. Она хотела добраться до самых укромных уголков моей жизни, и у меня уже начинала появляться неприязнь к ней и к ее дому, в котором было полно пластмассовых цветов. Я покосилась на нее и подумала, что уже ее не выношу.

— Когда мы закончим все это? — спросила я.

Вероника ничего не ответила. Она, видимо, размышляла над тем, какой бы еще удар нанести по моей прежней жизни.

Я не смогла открыть дверь, и это означало, что кто-то вставил ключ с обратной стороны и закрыл замок на два оборота. Мне не оставалось ничего другого, кроме как надавить на звонок.

Я заметила, что в дверной глазок кто-то посмотрел. Затем раздались звуки открываемых замков — сначала основного, а затем второго, дополнительного, который родители использовали только тогда, когда оставляли меня и Анхеля в детстве дома одних.

— Что случилось? — спросила я у Анхеля, вытирая сапожки тряпочкой.

— И сам не знаю. Приходил какой-то очень крепкий парень. Он говорил со странным акцентом и спросил меня о Лауре.

Анхель снова закрыл дверь на оба замка. Мне не понравилось, что он становится таким трусливым, потому что трусость наверняка существенно снизит его привлекательность в глазах девушек.

Мы положили пакеты с покупками на диван.

— А мне вы что-нибудь купили? — спросил Анхель.

Я ответила вопросом на вопрос:

— Этот парень подстрижен очень коротко?

— Да.

— Лицо у него круглое?

— Да.

— Одет он очень легко?

— Да.

— Он немного выше меня и ниже тебя?

— Да.

— Значит, это был Петре, — вмешалась в разговор Лаура. — Не знаю, зачем он нужен Лили, если она прекрасно может ходить.

Наконец-то Лаура начала видеть реальность такой, какая она есть. Анхель с непонимающим видом переводил взгляд с меня на Лауру.

— Я видела его в обувном магазине, когда тебя держали взаперти, — сказала я.

— Когда я болела, — поправила меня Лаура.

Сейчас ее лучше не переубеждать, потому что это было бы все равно, что двигаться против ветра. Она должна сама осознать, что представляла собой ее жизнь.

— Я спросил его, кто он такой, — сказал Анхель. — Он ничего не ответил и снова спросил насчет Лауры. Он сказал, что у него есть для нее очень срочное известие. Я сказал, что никакая Лаура здесь не живет, — я подумал, что лучше будет ответить именно так. Он толкнул меня кулаком в грудь — так, что я отлетел назад. У него на безымянном пальце золотое кольцо с печаткой. Он зашел и закрыл дверь. Я был уверен, что сейчас он достанет пистолет. Дон, бедняга, заливался лаем на веранде, за стеклянной дверью. Думаю, если он смог бы ее открыть, этот головорез наложил бы в штаны.