Укрытие. Книга 2. Смена - Хью Хауи

него коробка со «счастливыми» патронами – их редко заклинивало, и они почти не давали осечек при игре «попади в банку», и потому он опустошил две обоймы и перезарядил их только этими патронами. Из запасного комбинезона он сделал рюкзак, связав рукава и штанины и затянув воротник. Молния спереди отлично застегивала и расстегивала рюкзак. Он положил в него две банки колбасного фарша, две банки ананасов и две с томатным соком. Он не собирался уходить надолго, но решил подстраховаться.

Похлопав по груди, он убедился, что ключ висит на шее. Он никогда его не снимал, но обрел привычку таким способом проверять, что ключ там. Фиолетовый синяк на грудине подсказывал, что делал он это слишком часто. В нагрудный карман положил вилку и ржавую отвертку, которой вскрывал банки. Ему уже давно требовалось отыскать консервный нож. И еще батареи для фонаря – в первую очередь. За прошедшие годы свет гас только дважды, но оба этих раза он просидел в темноте, объятый страхом. А частые проверки работоспособности фонаря все больше сажали батареи.

Почесывая бороду, он размышлял над тем, что еще ему понадобится. Воды в цистерне осталось немного, но, может быть, воду он где-нибудь отыщет, поэтому Джимми добавил в рюкзак две пустые бутылки. Чтобы их отыскать, пришлось заняться раскопками в куче пустых банок, накопившихся в углу кладовой. При этом ему сильно досаждали мухи, и он заорал, чтобы они оставили его в покое.

– Я вас вижу, я вас вижу, – твердил он им. – Валите отсюда.

И Джимми рассмеялся собственной шутке.

В кухне он прихватил большой нож с уцелевшим кончиком и тоже положил его в рюкзак. Когда на второй день он набрался-таки смелости, чтобы отправиться в путь, то решил, что сегодня уходить уже поздно. Тогда он снова разобрал и смазал винтовку, после чего пообещал себе, что отправится в путь утром.

В ту ночь Джимми спал плохо. Радио он оставил включенным на случай, если кто-то выйдет с кем-то на связь, и из-за его шипения ему приснилось, будто это наружный воздух просачивается сквозь большую стальную дверь. Он не раз просыпался, задыхаясь, после чего с трудом засыпал.

Утром он проверил камеры, но те все еще не работали. Он особо пожалел, что не действует камера, показывавшая коридор за дверью, – сейчас она отображала только черноту. Джимми сказал себе, что за дверью никого нет. Но скоро там будет он. Он собирается выйти наружу. Наружу.

– Все в порядке, – заверил он себя.

Он взял винтовку, от которой сильно пахло ружейным маслом, и подхватил самодельный рюкзак. Ему внезапно пришло в голову, что тот сможет послужить и запасной одеждой. Он еще немного посмеялся и направился к лестнице.

– Давай, давай, – подбадривал он себя, карабкаясь наверх.

Он попробовал свистеть – обычно у него хорошо получалось насвистывать, но во рту пересохло. Тогда он стал гудеть мелодию, которую ему напевали родители.

Рюкзак и винтовка были тяжелыми. Вися на согнутой руке, они мешали ему отпереть люк над лестницей, но в конце концов он с этим справился. Высунув голову, он задержался, чтобы восхититься негромким гудением серверов. Некоторые чуть слышно пощелкивали – внутри их что-то происходило. За прошедшие годы он поснимал задние стенки у большинства серверов, решив проверить, нет ли в каком из них других секретов, но внутри все они выглядели как те компьютеры, что собирал или чинил его отец.

Пока он шагал между высокими корпусами серверов, его приветствовала вонь собственных отходов. Джимми решил, что не так полагается кого-то приветствовать. Черные коробки производили очень много тепла, из-за чего вонь лишь усиливалась.

Подойдя к двери, он нерешительно помедлил. С каждым днем мир Джимми уменьшался. Сперва ему было хорошо на этих двух этажах – в помещении с черными корпусами и лабиринте под ним. Потом стало уютно лишь внизу. А затем его начали пугать даже темный коридор и высокая лестница. Вскоре он ограничил свой мир лишь задней комнатой с кроватями и кладовыми. И наконец единственным местом, где он ощущал себя в безопасности, стала постель из матраса, брошенного возле стола с компьютером.

А теперь он стоял возле двери, через которую его втащил сюда отец, на месте, где он убил трех человек, и думал о расширении своего мира.

Когда он потянулся к панели возле двери, его ладони уже вспотели. Где-то внутри его затаился страх, что воздух за дверью окажется ядовитым, но ведь он наверняка дышит тем же воздухом, да и люди там жили годами, иногда переговариваясь по радио. Он набрал первые две цифры, двенадцатый этаж, и подумал о двух следующих. Восемнадцать. Ему представилось, как он приходит домой, переодевается, пользуется унитазом в туалете. Представил мать, которая сидит на кровати и ждет его. Увидел ее лежащей на спине, со скрещенными на груди руками – одни кости.

Его рука дрожала, когда он потянулся к единице, поэтому он по ошибке нажал четверку. Вытерев руки о бедра, он дождался, когда панель, прожужжав, даст ему возможность ввести код снова.

– За дверью никого нет, – сказал он себе. – Никого. Я один. Один.

Это его каким-то образом успокоило.

И он снова ввел номер этажа школы и номер этажа, на котором жил.

Панель пискнула. В двери что-то загудело и защелкало. И Джимми Паркер попятился. Он подумал о школе и друзьях: может, кто-то из них все еще жив? Может, хоть кто-нибудь еще жив? Подцепив ремень винтовки, он повесил ее на плечо. Дверь щелкнула в последний раз и открылась. Ему осталось лишь толкнуть ее.

82

В вестибюле его ждали признаки жизни и смерти. Обугленный круг на плитках пола и рассеявшийся пепел отмечали место старого костра. Дверь снаружи оказалась исцарапана и отмечена ямками – они напомнили ему промахи во время стрельбы по банкам, такой след оставляла пуля на стали. Прямо у входа Джимми заметил бурое засохшее пятно и вспомнил, что здесь умирал человек. Джимми отвернулся от этих знаков жизни и смерти и шагнул в вестибюль.

Начав закрывать дверь, он замер. А вдруг его код не сработает, введенный снаружи? Вдруг дверь закроется намертво и он уже никогда не сможет попасть внутрь? Посмотрев на панель, он увидел щербины вокруг стальной пластины – кто-то пытался выдрать ее из стены. Он вспомнил, как отчаянно множество людей все эти годы старались пробиться внутрь. И от этих воспоминаний желание выйти показалось ему безумием.

Не успев испугаться по-настоящему, он захлопнул дверь, и у него екнуло сердце, когда низко загудели шестеренки и запоры