📚 Hub Books: Онлайн-чтение книгСовременная прозаСемь столпов мудрости - Томас Лоуренс

Семь столпов мудрости - Томас Лоуренс

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+
1 ... 104 105 106 107 108 109 110 111 112 ... 205
Перейти на страницу:

Народом этой колонии чужаков были не греки (по крайней мере, не в большинстве), а разного рода левантинцы, слепо подражавшие греческой культуре и в отместку культивировавшие не правильный банальный эллинизм измученной родины, а тропическое плодородие идеи, где ритмичное равновесие греческого искусства и греческой идеальности расцветало в новых формах, нашпигованных страстными красками Востока.

Опрометчивые поэты, заикаясь читавшие в восторженном возбуждении свои стихи, были зеркалом чувственности и лишенного иллюзий фатализма, впадая в беспорядочную похоть своей эпохи и города; из их приземленности аскетическая семитская религиозность, возможно, переняла резкий привкус гуманности и реальной любви, ставших отличием симфонии Христа, и подвигла его к завоеванию сердец Европы с таким успехом, какого ни ислам, ни иудаизм достигнуть не смогли.

А потом христианству повезло с более поздними гениальными архитекторами, и в своем шествии через века и страны оно преобразилось несравненно глубже, нежели неизменное еврейство, из абстракции александрийского начетничества в латинскую прозу для европейского материка, причем самым последним и самым ужасным из всех этапов этого преобразования был момент, когда оно становилось тевтонским, на основе формального синтеза подстраиваясь к нашему холодному несговорчивому северу.

Пресвитерианские убеждения были так далеки от ортодоксальной веры в ее первом или втором варианте, что в предвоенное время мы были способны засылать миссионеров для убеждения этих более чувствительных восточных христиан в правильности нашего представления о логическом Боге.

Ислам также неизбежно изменился и предстает не одинаковым от континента к континенту. Он избежал метафизики, за исключением интроспективного мистицизма его иранских приверженцев, но в Африке он приобрел окраску фетишизма (если выразить этим отвлеченным термином разнообразные животные начала в человеке Черного континента), а в Индии ему пришлось унизиться до легальности и буквализма обращенных в него умов. Однако в Аравии он сохранил семитский характер, или, вернее, семитский характер выдержал испытание фазой ислама (как и всех религий, в которые жители городов непрерывно облачали простоту веры), выражавшего монотеизм открытых пространств, свойственное пантеизму пропускание через бесконечность и проповедуемую им повседневную полезность вездесущего семейного Бога.

В противоположность этой стабильности или тому, как я ее понимаю, тот старик в Румме выказал необычайную проницательность своей единственной короткой фразой и, как мне показалось, опрокинул мои теории характера араба. В страхе перед таким открытием я покончил с ванной и шагнул к своей одежде. Он закрыл лицо руками и тяжело простонал, но я ласково убедил его подняться и дать мне одеться, а потом пойти вместе со мною головокружительной тропой, протоптанной верблюдами, поднимавшимися к другим источникам и спускавшимися оттуда. Он уселся рядом с местом нашей кофейной церемонии, где Мухаммед разжигал костер, пока я раздумывал над тем, как сформулировать ему необычную доктрину.

Когда был готов ужин, мы его накормили, прервав при этом на несколько минут поток глухих стонов и бессвязных слов. Поздно ночью он с трудом поднялся на ноги и неслышно скрылся в темноте, унося с собой свои убеждения, если они у него были. Ховейтаты рассказали мне, что он всю жизнь бродил среди них, вздыхая и охая, не различая дня и ночи, не заботясь ни о еде для себя, ни о работе, ни об укрытии от непогоды. Он жил щедростью их всех, как неполноценный человек, но никогда не отвечал на вопросы и не говорил громко, разве что наедине с овцами и козами.

Глава 64

Абдулла успешно вел переговоры по улаживанию разногласий. Гасим, переставший держать себя вызывающе, но угрюмый и мрачный, не навязывал свои советы, и поэтому около сотни представителей мелких кланов бросали ему вызов, обещая присоединиться к нашему рейду. Мы обсудили это с Заалем и решили попытать счастья и извлечь наибольшую пользу из этого контингента. В более долгосрочной перспективе мы рисковали потерять наших теперешних сторонников, при малой надежде приобрести других в условиях теперешних настроений племен.

У нас составился крошечный отряд, всего в треть численности, на которую мы рассчитывали. Такая наша слабость могла прискорбным образом изменить наши планы, вдобавок ко всему у нас не было и надежного лидера. Зааль, как всегда, выказывал свои способности быть предусмотрительным и деятельным руководителем любых конкретных подготовительных мероприятий, человеком с твердым характером, но был слишком близок к Ауде, чтобы подчиняться другим, а его острый язык и насмешливая улыбка, блуждавшая на влажных синих губах, вызывали подозрение и заставляли людей отказываться ему подчиняться, даже если его распоряжения бывали дельными.

На следующий день прибыли вьючные верблюды от Фейсала – двадцать голов под присмотром десятка вольноотпущенных, с четырьмя невольниками – телохранителями Фейсала. Они были надежнейшими слугами в армии и находились в постоянной готовности к выполнению своих персональных служебных обязанностей. Они были готовы умереть, чтобы спасти хозяина, или умереть вместе с ним, если бы его убили. Мы прикрепили их по двое к каждому сержанту, так что, что бы ни случилось со мной, их благополучное возвращение было гарантировано. Из грузов отобрали все необходимое для облегченного рейда, и все было готово к раннему выступлению.

На рассвете шестнадцатого сентября мы выехали из Румма. Слепой шериф Аид настоял на том, чтобы ехать с нами, невзирая на потерю зрения, заявив, что если он не может стрелять, то может ехать на верблюде и что, если Аллах сподобит нас добиться успеха, он покинет Фейсала и отправится домой, не слишком горюя оттого, что оставшиеся годы придется прожить без всякой пользы. Зааль привел двадцать пять человек из новосера – клана арабов Ауды, которые назвали себя моими людьми и были известны по всей пустыне своими верховными верблюдами. В мою компанию их привлекла моя привычка быстро ездить.

Старый Мотлог эль-Авар владел Джедой, лучшей верблюдицей в Северной Аравии. Мы смотрели на нее с гордостью, но с некоторой завистью. Моя Газель была выше и крупнее, с более быстрым аллюром, но уже слишком стара, чтобы ее можно было посылать в галоп. Однако она была единственным запасным животным в отряде, да, впрочем, и во всей пустыне, равным Джеде, и ее достоинства укрепляли почтительное отношение ко мне.

В остальном наш отряд был разрознен, подобно разорванному ожерелью. В него входили группы племен зувейды, дарауши, тогадки и зелебани, и в этом рейде случилось так, что первыми дошли до моего сознания достоинства хаммадов и тугтаги. Через полчаса после нашего выступления из боковой долины выехали несколько задержавшихся из племени думаньехов.

Ни одна группа не ездила в смешанном строю с другой, и никто не разговаривал с людьми из другой группы, поэтому я целый день мотался, разговаривая то с одним, то с другим хмурившимся шейхом, стараясь свести их друг с другом, чтобы при команде к бою были обеспечены координация и солидарность действий. Они соглашались при условии, что не услышат ни одного слова от Зааля в отношении порядка нашего движения, хотя признавалось, что он был умным и самым опытным воином. Что касается моего частного мнения, он был единственным человеком, которому можно было доверять. В отношении других мне казалось, что ни на их слова, ни на их советы, а может быть, и ни на их винтовки нельзя было положиться.

1 ... 104 105 106 107 108 109 110 111 112 ... 205
Перейти на страницу:

Комментарии

Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!

Никто еще не прокомментировал. Хотите быть первым, кто выскажется?