Осип Мандельштам - Олег Лекманов

Архив поэта тайными дипломатическими каналами в 1973 году через Париж был переправлен в США, в Принстонский университет, «…страх за архив оставался, она хранила его с теми же предосторожностями, что и прежде, – вспоминает Ю. Л. Фрейдин. – Мы – люди другого поколения – были куда более легкомысленны и доверчивы. Поэтому твердое решение Н. Я. не оставлять бумаги на родине, а передать их в Америку, которое она приняла в начале 70–х годов, многим казалось неверным».[982] Со временем правота вдовы поэта стала очевидной – 1 июня 1983 года та часть мандельштамовского архива, которая оставалась в СССР, была незаконно изъята органами КГБ у душеприказчика Надежды Яковлевны, Юрия Львовича Фрейдина.

Двадцать девятого декабря 1980 года у постели 81–летней Надежды Мандельштам дежурила ее молодая подруга Вера Иосифовна Дашкова. «Надежда Яковлевна обычно просыпалась поздно. Соответственно, и засыпала поздно – порой в три—четыре утра. Я вошла к ней. Она очень тихо и спокойно спала совершенно обыкновенным человеческим сном. Я даже не могу сказать блаженным – нет, обычным. Но в какой—то момент, когда я снова вошла, это, может быть, было где—то около одиннадцати, я вдруг увидела, что Надежда Яковлевна дышит очень часто, но спит. Я ее взяла за руку, у нее стало меняться дыхание. И я поняла, что она умирает, потому что она выдыхала и потом долго не вдыхала. У меня не было мысли что—то делать с ней. Для меня было очевидно, что она умирает. Я просто встала на колени рядом с ней, и, может быть, я не права была, не знаю, но я понимала, что она уходит, и понимала, что это святой, таинственный процесс. Очень быстро все произошло. Может быть, минут пять или десять. Я совершенно спокойно на это смотрела, и когда поняла, что она уже не дышит, перекрестила ее. Глаз она так и не открыла. Не стонала, не мучилась».[983]

Похоронили Надежду Мандельштам на Старокунцевском кладбище. «За высоко поднятым гробом шли сотни людей, – вспоминает Наталья Штемпель, – и пели „Святый Боже…“. У меня возникло ощущение, что мы не только провожаем Надежду Яковлевну, но и отдаем дань памяти Осипа Эмильевича. Я поделилась своими мыслями с идущими рядом, и мне ответили, что у них такое же чувство, что это действительно так и есть».[984]

Рядом с могильным дубовым крестом Надежды Яковлевны скульптор Дмитрий Шаховской поместил прямоугольной формы гранитный знак—камень в память Осипа Мандельштама. Этот камень заменил могилу.

В стихах Мандельштама мотивы смерти возникают не раз. Для завершения нашей книги более всего, думается, подходят такие строки:

1891, январь 3 (15) – родился в Варшаве в семье Эмиля Вениаминовича Мандельштама и Флоры Осиповны, урожденной Вербловской. «Я рожден в ночь с второго на третье / Января – в девяносто одном / Ненадежном году».

1892 – семья поселяется в Павловске. «В двух словах – в чем девяностые годы. – Буфы дамских рукавов и музыка в Павловске; шары дамских буфов и все прочее вращаются вокруг стеклянного Павловского вокзала, и дирижер Галкин в центре мира».

1897– семья переезжает на жительство в Петербург. «Мне всегда казалось, что в Петербурге обязательно должно случиться что—нибудь очень пышное и торжественное».

1899 – поступил в 1–й класс общеобразовательной школы кн. В. Н. Тенишева (преобразована в 1900 году в Тенишевское коммерческое училище). «На Загородном, во дворе огромного доходного дома, с глухой стеной, издали видной боком, и шустовской вывеской, десятка три мальчиков в коротких штанишках, шерстяных чулках и английских рубашечках со страшным криком играли в футбол. У всех был такой вид, будто их возили в Англию или Швейцарию и там приодели, совсем не по—русски, не по—гимназически, а на какой—то кембриджский лад».

1907– 15 мая окончил Тенишевское училище. 2 октября уезжает в Париж учиться в Сорбонне. «Живу я здесь очень одиноко и не занимаюсь почти ничем, кроме поэзии и музыки».

1909 – слушает курс лекций по стихосложению на «башне» у Вячесла—ва Иванова в Петербурге. «Невольно вспоминаю Ваше замечание об антилирической природе ямба. Может быть, антиинтимная природа? Ямб – это узда „настроения“». С сентября поселяется в Гейдельберге, поступает в Гейдельбергский университет.

1910 – в середине октября возвращается в Петербург. Первая публика—ция стихов в «Аполлоне». «Я и садовник, я же и цветок, / В темнице мира я не одинок. / На стекла вечности уже легло / Мое дыхание, мое тепло».

1911 – 14 марта на «башне» знакомится с Анной Ахматовой. «Голос отречения крепнет все более и более в стихах Ахматовой, и в настоящее время ее поэзия близится к тому, чтобы стать одним из символов величия России». 14 (27) мая в Выборге крещен в епископско—методистское исповедание. «Люблю под сводами седыя тишины / Молебнов, панихид блужданье / И трогательный чин – ему же все должны – / У Исаака отпеванье». 10 сентября зачислен в Петербургский университет, «…университетский семинарий, где пять человек студентов, знакомых друг с другом, называющих друг друга по имени и отчеству, слушают своего профессора, а в окно лезут ветви знакомых деревьев университетского сада».

1912 – осенью входит в группу акмеистов. «Акмеизм не только литературное, но и общественное явление в русской истории. С ним вместе в русской поэзии возродилась хозяйственная сила».

1913 – в конце марта в продаже появилось первое издание «Камня».

«Кружевом, камень, будь / И паутиной стань: / Неба пустую грудь / Тонкой иглою рань».

1914 – в августе откликается серией стихотворений на начало Первой мировой войны. В декабре пытается устроиться военным санитаром в Варшаве. «В Познани и в Польше не всем воевать – / Своими глазами врага увидать; / И, слушая ядер губительный хор, / Сорвать с неприятеля гордый убор!»

1915 – в конце декабря выходит второе издание «Камня». «Уничтожает пламень / Сухую жизнь мою, / И ныне я не камень, / А дерево пою. / Оно легко и грубо, / Из одного куска / И сердцевина дуба, / И весла рыбака».

1916 – разделенная любовь к Марине Цветаевой. Частые наезды к ней в Москву. «В разноголосице девического хора / Все церкви нежные поют на голос свой, /Ив дугах каменных Успенского собора / Мне брови чудятся высокие, дугой». 1917– Февральскую революцию встречает в Петрограде. Едет в Крым. В середине октября возвращается в Петроград. «Кто знает? Может быть, не хватит мне свечи – / И среди бела дня останусь я в ночи; / И, зернами дыша рассыпанного мака, / На голову мою наденут митру мрака, / Как поздний патриарх в разрушенной Москве, / Неосвященный мир неся на голове – / Чреватый слепотой и муками раздора, – / Как Тихон – ставленник последнего собора!»