Винляндия - Томас Пинчон

«ВЛЭКС» располагался к югу от города в широкой долине, чуть в глубине от поймы Седьмой реки. В траве меж взлётных полос жили дикие зайцы, а по дальним краям паслись коровы и рылись в мусоре чайки. При заходе на посадку самолёт, прилежно сопя, опустился к самой 101-й, но что-то в свете, когда сплющились ракурсы и сгустилась атмосфера, было не так — сияние, местоположение, что-то. Из кабины просочились слухи, что диспетчеры внизу разговаривают так же, как бывало во Вьетнаме, никого из обычных гражданских на работе нет, а на всех военных частотах радиообмен очень густой. Они пересекли небольшую гавань и первый вечерний набрызг огоньков, шпили, антенны и линии электропередачи, через магистраль и темнеющее болото, дабы вновь слиться неощутимо с твёрдой землёй, и вот так Блиц впервые приехал — а Френези вернулась — в Винляндию.

Аэропорт превратился в район сосредоточения войск, повсюду военный транспорт. Каждый прибывший пассажир останавливался, кратко допрашивался, а оператор за клавиатурой вводил имена и цифры, и либо кивком пропускался дальше, либо отводился в накопитель ждать.

— Не подставил ли нас этот ёбаный Эктор? — пришло в голову Блицу.

— Может, и нет. Ты глянь-ка. — Вот и он, и вся съёмочная группа при нём, софиты, «Панафлекс», какие-то ручные «Арри». Он вальяжно приблизился к Блицу, Френези и Николасу и вывел их из очереди и сквозь терминал, презрев натрафареченные указания, наклеенные на двери и колонны, помахивая бляхой и новоприобретённой деловой улыбкой любому охраннику, что им на пути попадался, и вскоре уже вселял всех в «Винляндский дворец», любезностью корпорации «Производство Триглиф», на весь срок съёмок. Френези лишь головой качала. — Ай да Эктор. Он как я, когда мне было двадцать, может даже больше инженю, он по правде верит, что у него иммунитет. А этот «Панафлекс» его щит. Вошёл в долю. Он уже второй Сид Настартофф. — Лишь когда появилось обслуживание в номер с чизбургерами, и картошкой, и пломбиром с горячей помадкой, и графинами «Бургундского дюжего», она начала допускать, что Эктор, может, и не понты кидал, может, картина действительно снимается.

— Не переживай из-за него, мам, — сказал ей Николас, — он взаправду, нормалёк.

— А ты откуда знаешь?

— Видно по тому, как телик смотрит. — Они вдвоём убрели смотреть «Сум-Ночной Театр», который сегодня вещал Джоном Риттером в «Истории Брайанта Гэмбла», и они вскоре глубоко погрузились в дискуссию о Ящичных нюансах, которая грозила затянуться на всю ночь, но Эктору нужно было бежать в салон «Огурец», чтоб застать «Билли Блёва и Рвотонов», которые могли бы, если согласятся за недорого, сыграть звуковую дорожку к фильму. И в «Гурц» он успел как раз вовремя, чтобы застать гам Ралфа Уэйвони-мл., в лоснящемся зелёном костюме, подчёркнутом блёстками, тот отмачивал корки в микрофон для разогрева толпы, которая, по мнению Ралфа, в разогреве нуждалась.

Иногда всё срастается забавно. Отец отправил его сюда, в Винляндию, в наказание за череду простительных деловых ошибок. Но заполучить империю Уэйвони ему никогда не хотелось, он желал стать комиком, и выяснилось, что салон «Огурец» даёт ему именно то, о чём он всегда мечтал, — мастерскую для отточки номеров.

— В общем, как-то на днях ем я мохнатку своей жене, и она говорит… — он подождал реакции, но услышал лишь кондиционер и какие-то стаканы. — Есть мохнатку, ух, знаешь? Совсем как в мафии… Ага — чуть язык не придержишь, и уже в говне! — Пара подростков нервно гавкнула, и Ван Метр, обслуживавший за стойкой, попробовал его выручить. Ничего не помогло. Ралф-мл. отчаялся, его в конце концов вынудили перейти к анти-итальянским шуткам-самострелам. Наконец, отжав из публики столько неприятия, сколько смог бы, по его мнению, вытерпеть, он прибег к невероятно унизительной «Как заставить итальянку забеременеть» в качестве великой своей кульминации, разулыбался, весь потея, и нарассылал воздушных поцелуев, будто принимали его овацией. — Спасибо всем вам, спасибо, а-а-а сейчас… — барабанная дробь Исайи Два-Четыре, — … наши маэстро металлического, прямиком с концерта в мудистском голь-клубе, где клюшки им шары едва не расплющили, да и поприветствуем же, как принято в салоне «Огурец», Билли Блёва… и «Рвотонов»!

Изучив уже свою публику, группа тут же заиграла Биллину собственную «Я лягаш», блюз на три ноты —

Ебать вашу мать,

Ебать ваших брать —

Ев … бать вашу сестру,

Ебать вас всех в ноздрю,

Ебать ваших папаш

И деток! Я — лягаш!

Ебать вашу блядь,

Щенка её ебать,

Ебать его блох,

Кто яппи и кто лох

И днём, и на ночь глядя

Ебать всех! Я — Дядя!

Толпа, реагируя так, будто им пели госпел, верещала в ответ, хлопала и топала ногами:

— Как верно! — и: — Вот это я понимаю, в натуре!

Зойд, уже без бороды и с волосами покороче, ныкаясь на задах, замаскировавшись под представление Маркиза де Всада об обычном парне, включая заёмный галстук из собственной неизменно отвратительной коллекции Маркиза, в данный момент был несколько чувствителен к тому, что касалось полиции, поэтому не рубился, а лишь кивал под басовую партию. По условиям нового Всеобъемлющего Акта о Конфискации, который Рейган в любую минуту теперь готов был подписать, правительство подало иск в гражданском суде против Зойдовых дома и земли. Сам он туда приезжал несколько раз просто поглядеть, подбирался достаточно близко и мог расслышать из дома собственный телевизор. Федеральные доберманы, вскоре после чьих обеденных перерывов Зойд научился приезжать, лежали за новыми границами из кольчужной проволочной сетки, их кровавые грёзы пока не так насущны. Согласно последним слухам, Зойдова же пса, Дезмонда, который слинял при первых знаках вторжения, видели у Теневого ручья, где он не так давно влился в стаю обездоленных собак конопляных плантаторов из округа Тринити, которые наводнили местные пастбища и не чурались всей бандой заваливать коров на выпасе, а это преступление каралось смертной казнью из оленьего ружья. Ещё один головняк для Зойда.

Оставив охранять дом лишь пару маршалов, почти все войска Бирка отбыли, но сперва затерроризировали весь район, строем бегая взад-вперёд по немощёным просёлкам с речевкой «Бой-торч-кам! Бой-торч-кам!», прилюдно устраивая народу полный личный досмотр с раздеванием, стреляя собак, кроликов, кошек и кур, выливая гербициды в колодцы, которые даже отдалённо не могли использоваться для ирригации посадок дури, да и вообще ведя себя, как пронаблюдало несколько соседей, так, словно вторглись в какую-то беспомощную страну где-то далеко, а не в коротком авиарейсе от Сан-Франциско.

Начав с маленького подержанного трейлера в форме банки с ветчиной и пробурённой скважины, к которой ему только предстояло подыскать насос, работая в одно рыло или с друзьями, собирая древесину, выброшенную морем на пляжи, подобранную на пристанях, притащенную из старых амбаров, которые он сам помогал разбирать, Зойд всё время его достраивал — комнату для Прерии, кухню, ванную, древесный домик, сооружённый на четырёх секвойях, росших чуть ниже по склону, на одном уровне с чердаком в доме и соединённый с ним верёвочным мостиком. По большей части и близко не отвечало строительному кодексу, особенно водопровод и канализация, верная причина несварения, собранные из труб разных габаритов, включая доисторические 5/8-дюймовые и требующие переходников и патрубков, поиск которых мог отнять целый день на блошиных рынках или даже на огромной свалке в Крезнте. Пока Зойд жил в доме, он о нём думал — когда вообще это делал — как о наборе задач, пока не набравших столько серьёзности, чтобы потребовать себе его времени и внимания. А вот теперь — он был словно живое существо, которое Зойд любил, за чью безопасность переживал. Ему начали сниться ужасающие сны, в которых он сворачивал за поворот дороги и видел, что весь дом его в огне, спасать поздно, воняет далеко не только уничтоженным деревом, навсегда испепелённым и отправленным в черноту за языками пламени…