Малыш 44 - Том Роб Смит

На звук выстрела в дом ворвались вооруженные оперативники и устремились вниз по лестнице. Раиса и Лев выпустили из рук оружие. Первый офицер уставился на труп Василия. Лев заговорил дрогнувшим голосом. Он показал на Андрея, своего младшего братишку.

— Этот человек — убийца. Ваш непосредственный начальник погиб, пытаясь арестовать его.

Лев поднял с пола черный портфель. Уже зная, что увидит внутри, он открыл его. В портфеле обнаружилась стеклянная банка, внутри которой лежало что-то, завернутое в газету. Он отвернул крышку и вытряхнул содержимое на стол, прямо поверх игральных карт. Это оказался желудок последней жертвы брата, завернутый в газету «Правда». Едва слышным голосом Лев добавил:

— Василий погиб, как герой.

Когда оперативники столпились вокруг стола, рассматривая жуткую находку, Лев шагнул назад. Надя смотрела на него, и в глазах у девочки кипела отцовская ярость.

18 июля

Лев стоял навытяжку перед майором Грачевым в том самом кабинете, в котором отказался отречься от своей жены и публично осудить ее. Майор был ему незнаком. Он никогда не слышал о нем. Но он не удивился тому, что отдел возглавил новый человек. Никто не задерживался надолго в высших эшелонах власти госбезопасности, а ведь прошло уже четыре месяца с тех пор, как он был здесь в последний раз. Но на этот раз надежды отделаться ссылкой в очередной медвежий угол или отправкой в ГУЛАГ не было. Их казнят здесь и сейчас.

Майор Грачев сказал:

— Вашим прежним непосредственным начальником был майор Кузьмин, ставленник Берии. Их обоих арестовали. Ваше дело перешло ко мне.

На столе перед ним лежали потрепанные материалы расследования, конфискованные в Вольске. Грачев принялся небрежно перебирать страницы, фотографии, показания свидетелей и выписки из решений суда.

— В том подвале мы обнаружили остатки трех желудков, два из которых были приготовлены в пищу. Их вырезали у детей, хотя нам до сих пор не удалось установить имена жертв. Мы даже не нашли пока их тела. Но вы оказались правы. Андрей Сидоров был убийцей. Я смотрел его личное дело. Очевидно, он сотрудничал с нацистской Германией и был ошибочно освобожден после войны вместо того, чтобы понести заслуженное наказание. Это была непростительная оплошность с нашей стороны. Он был нацистским агентом. Ему приказали вредить нам после нашей победы над фашистами. И эта месть вылилась в ужасающие надругательства над нашими детьми; нацисты покусились на самое будущее коммунизма. Более того, это стало пропагандистской кампанией. Они хотели, чтобы наш народ поверил в то, что наше общество способно породить такое чудовище. Тогда как на самом деле он стал плодом развращенного воспитания на Западе, где оказался оторванным от своей Родины, после чего ему приказали вернуться. Но душа его была отравлена ядом. Я обратил внимание на то, что перед Великой Отечественной войной не произошло ни одного похожего убийства.

Он помолчал, глядя на Льва.

— Или вы думаете иначе?

— Никак нет. Я согласен с вами целиком и полностью.

Грачев протянул ему руку.

— Вы честно служили своей стране. Я получил указание предложить вам повышение по службе и высокий чин в органах госбезопасности, что поможет вам в будущей политической деятельности, если вы пожелаете посвятить себя ей. Наступили новые времена, Лев. Наш руководитель Хрущев считает проблемы, с которыми вы столкнулись в ходе расследования, непростительными перегибами, свойственными сталинскому правлению. Вашу супругу освободили из-под стражи. Поскольку она помогала вам в охоте на иностранного агента, все вопросы о ее лояльности снимаются с повестки дня. В ваших личных делах не останется никаких компрометирующих записей. Ваши родители получат свою прежнюю квартиру обратно. Если же она уже занята, то им предоставят новое жилье повышенной комфортности.

Лев хранил молчание.

— Вам нечего сказать?

— Это очень щедрое предложение. Вы оказываете мне великую честь. Понимаете, я действовал, не рассчитывая на повышение или обретение власти. Я просто был уверен в том, что этого человека необходимо остановить.

— Понимаю.

— Но я прошу разрешения отклонить ваше предложение. И вместо этого обратиться к вам с просьбой.

— Продолжайте.

— Я хочу возглавить московский отдел по расследованию убийств. Если такого отдела не существует, я бы хотел создать его.

— Какая нужда в существовании подобного отдела?

— Как вы только что заметили, убийство превратилось в оружие, направленное против нашего общества. Если враги не могут распространять свою лживую пропаганду обычными средствами, они прибегнут к нетрадиционным способам. Я считаю, что борьба с преступностью станет нашим новым фронтом в противодействии Западу. Они воспользуются ею, чтобы подорвать наше гармонично развивающееся общество. И я хочу помешать им в этом.

— Продолжайте.

— Я прошу вас перевести в Москву генерала Нестерова. Я бы хотел, чтобы он работал вместе со мной в этом новом отделе.

Грачев обдумывал его просьбу, торжественно кивая головой.

* * *

Раиса ждала снаружи, глядя на статую Дзержинского. Лев вышел из здания и взял ее за руку, открыто демонстрируя ей свою любовь на глазах у тех, кто сейчас, несомненно, смотрел на них из окон Лубянки. Но ему было плевать. Сейчас им ничего не угрожало, по крайней мере в настоящее время. И этого было довольно; вряд ли можно рассчитывать на большее. Лев бросил взгляд на памятник Дзержинскому и вдруг понял, что не может вспомнить ни единого изречения, приписываемого этому человеку.

25 июля

Лев с Раисой сидели в кабинете директора детского дома № 12, расположенного неподалеку от зоопарка. Лев посмотрел на жену и поинтересовался:

— Почему так долго?

— Не знаю.

— Что-то случилось.

Раиса покачала головой:

— Не думаю.

— Мы не слишком понравились директору.

— А мне он показался вполне нормальным.

— Но что он о нас подумает?

— Не знаю.

— Ты думаешь, он хорошо к нам отнесся?

— Не имеет значения, как он к нам относится. Главное — как отнесутся они.

Лев не находил себе места от беспокойства. Он вскочил на ноги и проворчал:

— Он должен подписать разрешение.

— Он подпишет все бумаги, какие нужно. Дело не в этом.

Лев вновь уселся на свое место и кивнул.

— Ты права. Я просто нервничаю.

— Я тоже.

— Как я выгляжу?

— Ты отлично выглядишь.