Эпоха потрясений. Проблемы и перспективы мировой финансовой системы - Алан Гринспен

Почему в 1970-е, 1980-е и 1990-е годы Латинскую Америку сотрясал один экономический кризис за другим, а на смену гражданским правительствам то и дело приходили военные режимы? Ответ прост — за редкими исключениями, Латинская Америка не могла отвыкнуть от экономического популизма, который мешал целому континенту конкурировать с остальным миром. Особенно удручает то. что даже плачевные экономические результаты популистской политики, которой в тот или иной период после Второй мировой войны увлекались почти все правительства региона, не отбили желания вновь и вновь прибегать к популистским методам.

Безусловно, XX век был не слишком благосклонен к южным соседям Соединенных Штатов. По данным выдающегося историка экономики Ангуса Мэддисона, в начале XX века реальный ВВП на душу населения в Аргентине был выше, чем в Германии, и составлял три четверти от уровня США. Однако к концу века этот показатель в Аргентине был уже в два раза ниже, чем в Германии и США. В Мексике ВВП на душу населения в XX веке снизился относительно США с одной трети до одной четверти[56]. Экономическое влияние северного соседа было недостаточным, чтобы остановить падение. В XX веке уровень жизни в США, Западной Европе и Азии рос быстрее, чем в Латинской Америке, почти на треть. Лишь в Африке и Восточной Европе дела обстояли столь же скверно.

Словарь определяет популизм как политическую философию, которая направлена против привилегированной элиты и поддерживает права и власть народа. Я рассматриваю экономический популизм как реакцию обнищавшего народа на несостоятельность общества, где в представителях экономической элиты видят угнетателей. Правительство при этом идет на удовлетворение требований населения, не задумываясь ни о правах личности, ни об экономических возможностях повышения или хотя бы поддержания благосостояния нации. Иными словами, негативные экономические последствия такой политики сознательно или неосознанно игнорируются. Вполне закономерно, что популизм проявляется в первую очередь в странах со значительным неравенством доходов, которое характерно для Латинской Америки. Неравенство доходов в данном регионе — одно из самых высоких в мире, оно гораздо выше, чем в промышленно развитых странах, и выше, чем в любой из стран Восточной Азии.

Истоки неравенства в Латинской Америке — европейская колонизация. Она привела к тому, что с XVI по XVIII век здесь эксплуатировали рабов и коренное население. Пережитки прошлого ощущаются до сих пор: по данным Всемирного банка, неравенство доходов в значительной мере носит расовый характер. В результате в XX веке Латинская Америка стала благодатной почвой для экономического популизма. Нищета здесь соседствует с изобилием. Экономическую элиту постоянно обвиняют в том. что она использует государственную власть для собственного обогащения.

Основным виновником нищеты Южном Америки ее жители и по сей день считают США. Десятки лет латиноамериканские политики осыпали проклятиями американские компании и американский империализм. Особое раздражение в регионе вызывает эпоха военного и экономического превосходства США и использование дипломатии канонерок для защиты права собственности американцев. В 1903 году президент Теодор Рузвельт пошел еще дальше. Он поддержал мятеж в Панаме, который привел к ее отделению от Колумбии, после того как та не дала США разрешения на строительство Панамского канала. Неудивительно, что Панчо Вилья стал для мексиканцев героем. Вилья терроризировал приграничные поселения американцев, и генерал Джон Першинг, который возглавил военное вторжение США на территорию Мексики в 1916 году, не сумел его уничтожить.

Еще более широкий отклик у латиноамериканцев получил дерзкий антиамериканский выпад Ласаро Карденаса, который сделал его одним из самых популярных президентов Мексики XX века. В 1938 году он национализировал собственность всех иностранных нефтяных компаний, прежде всего Standard Oil of New Jersey и Royal Dutch Shell. Этот шаг имел ужасные долгосрочные последствия для Мексики[57]. Впрочем, хотя Карденаса вспоминают как героя, эта фамилия оказалось роковой для его сына Куаутемока, не позволив ему победить на президентских выборах 1988 года.

После окончания Второй мировой войны, а на самом деле со времен провозглашения политики добрососедства Франклином Рузвельтом. Америка приложила немало усилий, чтобы изменить наш негативный имидж. Полагаю, что объективные аналитики рассматривают послевоенные капиталовложения США как вклад в процветание Латинской Америки. Однако наследие прошлого очень сильно в этих краях. Убеждения, передаваемые из поколения в поколение, и культура общества меняются очень медленно. Мой опыт показывает, что и в XXI веке многие латиноамериканцы продолжают осуждать США. Особенно в этом усердствует президент Венесуэлы Уго Чавес, который изо всех сил раздувает антиамериканские настроения.

Экономический популизм стремится к реформам, но не к революции. Популисты четко формулируют свои претензии, но дают весьма расплывчатые рекомендации. В отличие от капитализма и социализма экономический популизм не предполагает формализованного анализа условий, необходимых для обеспечения благосостояния и повышения уровня жизни. Ему чужды интеллектуальные изыски. Это скорее крик отчаяния. Лидеры-популисты не скупятся на обещания и клянутся устранить несправедливость. В качестве панацеи они предлагают перераспределить землю и заняться судебным преследованием продажной элиты, которая якобы обкрадывает бедноту. Такие лидеры обещают обеспечить всех землей, жильем и продуктами питания. Кроме того, они жаждут «справедливости», которая обычно понимается как перераспределение. Разумеется, популизм во всех его формах отвергает рыночный капитализм. Но такая позиция неверна в корне, поскольку в ее основе лежит искаженное представление о капитализме. Я, мак и многие другие в этом регионе и за его пределами, готов аргументированно доказать, что шансы экономических популистов на достижение целей вырастут, если капитализма будет не меньше, а больше. Везде, где экономика добивается успеха, где уровень жизни большинства растет, важнейшую роль играет расширение открытого рынка и развитие частной собственности.

Лучшим подтверждением того, что популизм — прежде всего эмоциональная реакция, а не комплекс идей, служит упорство его сторонников, несмотря на многократные неудачи. В Бразилии. Аргентине, Чили и Перу после Второй мировой войны популистская политика не раз приводила к краху. Похоже, новые поколения лидеров не извлекают уроков из истории и продолжают искать упрощенческие популистские решения. Этим они лишь усугубляют и без того непростую ситуацию.

Мне жаль, что, пытаясь решить текущие проблемы, популисты не учитывают прошлых экономических промахов, но такой подход не удивляет, как не удивляет неприятие рыночного капитализма. Куда больше меня поражает готовность многочисленного и часто малообразованного населения жить по законам рыночного капитализма. Рыночный капитализм — широкая абстракция, которая не всегда соответствует наивным представлениям о том, как работает экономика. Я полагаю, что готовность принять рынок, объясняется тем, что его долгая история — это история создания богатства. Тем не менее люди часто жалуются на непонимание рыночного механизма и ощущение постоянного балансирования на грани хаоса. Нельзя сказать, что это ощущение безосновательно, однако, как говорит учебник Economics 101. когда рыночная экономика теряет устойчивость, конкуренция восстанавливает равновесие. Поскольку восстановление равновесия предполагает миллионы экономических операций, осмыслить такой процесс очень непросто. Абстракции, которые изучаются в аудиториях. — это лишь бледное отражение реальной динамики, которая позволила, например, экономике США стабилизироваться и продолжить развитие после терактов 11 сентября.