Падальщик - Ник Гали

Она подошла к перекрестку на Сан-Симон стрит. На левой стороне была подсвеченная прожекторами церковь Святой Анны.

Ей вспомнился отец, вечно сидящий в своем кабинете. Когда она маленькой девочкой украдкой заглядывала к нему в комнату, она видела за столом его спину, из-за которой струился свет лампы. Получалось, будто бы светилась вся фигура отца, вот как сейчас светится эта церковь перед ней.

Любуясь церковью, она замедлила шаг.

Отец часто чувствовал или слышал, как она открывает дверь в его кабинет и оборачивался. Обычно он спокойным голосом просил ее закрыть дверь и не мешать ему работать. Но несколько раз, — она помнила чуть ли не каждый, — он вместо того, чтобы попросить ее закрыть дверь, разрешил ей зайти, и сам встал с места, и подошел, легко поднял ее и усадил рядом с собой разговаривать на большой диван. Он рассказывал ей про физику, про то, какие замечательные вещи становятся для людей возможны, если научиться правильно считать…

Геня вспомнила то чувство абсолютного счастья, что переполняло ее в эти минуты. Вдруг она почувствовала, как все ее, озябшую в легком пальто, стало обволакивать со всех сторон идущее тепло. Ах, вот оно что — она проходила мимо вентиляционной решетки подземки.

— Да, точно! — обрадовалась она этому теплу, словно знаку, — вот оно, правильное чувство! Я не испытывала в жизни ничего приятнее, сильнее и завершеннее, чем чувство отцовской любви. Но как и с какой общиной людей могу я соединить в своем сознании это чувство? Разве со всеми теми девушками и женщинами в мире, которые не получали в детстве достаточно внимания от своих отцов? Да нет, это глупость.

Мимо нее на новом перекрестке медленно проехало черное такси. В заднем стекле машины стала видна вставленная бледная листовка, она успела прочитать крупные буквы: «Спасение близко… Слово… Христианские семинары…»

Вдруг на противоположной стороне перекрестка, справа из-за кустов, как будто соткавшись из темноты Риджент-парка, показался стройный высокий силуэт. На широкоплечей спортивной фигуре был старомодный плащ, под ним мелькнула красная перевязь, на голове незнакомца была круглая испанская шляпа….

Геня ахнула — как это было возможно? Перед ней вдруг возник тот самый галантный кабальеро, с которым она познакомилась сегодня на балу в Рэйвенстоун. Она потеряла его в зале, когда погас свет и началась суматоха. Сейчас он был без маски, она видела его со спины — но это был точно он; там в зале, не видя его лица, она хорошо запомнила его фигуру. Сейчас Кабальеро удалялся, перейдя по переходу на другую сторону Улицы.

Геня вдруг остро поняла, что неожиданное появление незнакомца могло быть только следствием работы на дне океана Лизы.

Поправив шарф и на ходу взбивая прическу, Геня устремись на красный свет через дорогу.

Катарина раздетая лежала рядом с Самуэлем под одеялом и уже полчаса как украдкой зевала. Самуэль рассказывал ей о Шопенгауэре.

— А Шопенгауэр писал что-нибудь о сексе? — Катарина игриво провела ноготком по безволосой груди аристократа-философа.

— О сексе? — Самуэль тряхнул кудрями и смущенно улыбнулся. — О сексе нет.

— А кто-нибудь из твоих мыслителей?

Самуэль задумался.

— Вообще-то о сексе как таковом философы не писали, если не считать, конечно, фрейдистскую школу. Философы и мистики обычно писали об объединении тела и души, происходящем в момент соединения мужчины и женщины…

Он погладил плечо Катарины и улыбнулся. Она взяла его руку и положила себе на грудь.

— А как же эта, как ее… — она наморщила лоб. — Кара… Кама…?

— Камасутра? Ну, это особый случай. Индусы считали, что перед тем как приобщиться к невидимым таинствам жизни человеку сначала надо испытать в полной мере всю видимую и осязаемую часть мира. И секс был для них воплощением осязаемого соприкосновения с этой частью мира. В некоторых индуистских храмах внешние стены все украшены сценами из Камасутры, но внутри их ты не найдешь ни одного подобного изображения. Подходя к Храму, человек как бы проходил все стадии своего пути к богу, как в реальной жизни.

— Я бы не торопилась сразу внутрь, — томно сказала Катарина.

— Вспомнил, как я мог забыть, — вдруг шлепнул себя ладонью по лбу Самуэль, — конечно есть философское учение о сексе — тантра!

— Ну, слава богу! — Катарина опустила его руку себе на вот. — И о чем это учение?

— Это тоже индийское духовное учение, уходящее корнями в древний эпос. Как йога, но другое. Оно учит, что для того, чтобы победить желание, ему нужно отдаться.

— Да ну? — Катарина на секунду даже забыла про его руку в своей, и приподнялась на локте, — вот это правильно!

— Да, — обрадовался Самуэль ее интересу, — весь вопрос в тантре в том, чтобы овладеть своим желанием, доказать ему, что не оно владеет тобой, а ты им. Поэтому смысл в тантре именно в том, как человек удовлетворяет свое желание.

— А нельзя просто удовлетворить желание и все? — подняла бровь Катарина.

— Нет, — покачал головой Самуэль. — Тантра считает, что нельзя во время удовлетворения желания терять связь с духовным. Она учит, что надо научиться замещать в процессе действия плотское удовольствие удовольствием духовным от того, что ты выше желания. 1 — Это как? — не поняла Катарина.

— Точно не объясню, но пишут, что секс у йогинов продолжается часами. Он начинается с того, что партнеры обнажаются й садятся напротив друг друга, и час только смотрят друг на друга, — причем больше смотрят друг другу в глаза, устанавливая контакт душ. Потом осторожно начинают трогать друг друга, внимательно следя, чтобы каждое прикосновение было наполнено духовным зарядом и чтобы плотское желание не перевешивало в нем общения душ. Иногда йогины-мужчины не заканчивают акт месяцами, возобновляя его между тем в течение суток в любое время.

— Неужели такое возможно? — Катарина передернула плечами и уже обеими руками потянула руку Самуэля ниже под одеяло.

— Среди йогинов, да, — сказал Самуэль, осторожно освобождая руку. — Тантра говорит: йогин может владеть чем угодно, но Ничто не владеет йогином.

Катарина раздраженно выдохнула и села в кровати. К — Прикольно. Я сейчас приду.

Продев руки в толстый белый халат, она встала с постели и, ступая по толстому ковру, прошла в дверь душа.

Оставшись один в кровати, Самуэль закатил глаза, мученически застонал и ударил кулаком по одеялу.

Через полчаса Катарина вышла из пышущей влагой ванной с румянцем на щеках, полотенцем на голове и смутным чувством нежности к душевому крану. Самуэль уже спал, укрывшись, как ребенок, до щеки одеялом.

Катарина посмотрела на него равнодушным взглядом, подумала секунду, повернулась и прошла в кабинет, освещенный сейчас только тлеющими углями в камине. Сев за маленький круглый столик, она тронула рукой мышь.