Остров обреченных - Богдан Сушинский

– Так что вы уж извините нас… – завершил свой рассказ этот знаток островной истории…

Однако Маргрет отнеслась к его легенде совершенно безучастно: к тому, что произошло, и что она в действительности пережила – сие сказание холодных морей, эта сага о француженке-островитянке уже ровным счетом ничего не добавляли.

42

Всю ночь и весь следующий день на острове и судне кипела работа: матросы заделывали пробоины, откачивали воду, меняли мачту и оснастку. Уже в первую ночь капитан предложил норд-герцогине занять его каюту, объяснив, что для него найдется место в каюте штурмана, но Маргрет отказалась и почти всю ночь провела в хижине, сидя у костра.

Днем она, как обычно, пошла на Гусиное озеро и, добыв там двух гусей, приготовила «похлебку по-корсикански», угостив ею капитана, штурмана и нескольких матросов. Затем пошла в Козью долину и, благодаря взятым у моряков зарядам, подстрелила двух коз, которых матросы тотчас же перенесли на судно.

Узнав, что островок богат дичью, капитан снарядил небольшую экспедицию, чтобы пополнить запасы продовольствия и воды. Однако Маргрет сурово предупредила добытчиков, чтобы они не слишком свирепствовали и обязательно оставили по несколько коз, гусей и прочей живности на развод.

– Кто знает, вдруг какое-то судно потерпит здесь крушение, – сказал она. – И тогда спасение моряков будет зависеть только от удачной охоты.

К вечеру второго дня судно было готово к отплытию, но капитан позволил команде еще одну ночь отдохнуть на берегу. Матросы развели костры, пили ром и пытались веселиться, однако веселья у них почему-то не получалось. Остров производил на них настолько гнетущее впечатление, что многие поспешили вернуться на судно еще до начала островного пира. Хотя Маргрет любезно предоставила в их распоряжение свой «форт де Роберваль».

В свою очередь капитан любезно предложил Маргрет занять, теперь уже до самого Барбадоса, каюту штурмана, который перебрался в его капитанскую каюту, но и эту, последнюю свою ночь на острове, Маргрет предпочла провести в хижине. Это была ночь горьких воспоминаний и не менее горьких раздумий о себе и своей судьбе; о смысле жизни и смерти, о природе человеческого мужества и неистребимой, нехристианской жестокости…

На рассвете, когда вся команда уже была на судне, Маргрет помолилась у каждой из могилок, зажгла костер на жертвеннике и… вновь уселась на свое место на «троне». Судно давно готово было к отплытию, однако поднять якорь моряки не решались. Уйти без француженки, опять бросить ее на произвол судьбы? Это уж было слишком!..

Отчаявшись дождаться герцогиню, объявившую, что пристанет к борту «Элизабет» на своей шлюпке, капитан приказал двум матросам отправиться на остров и во что бы то ни стало, пусть даже силой, доставить Маргрет на борт. Матросы причалили к берегу, но герцогиня невозмутимо продолжала сидеть на своем «Троне Жертвенника». Если бы судно ушло сейчас без нее, она восприняла бы это безо всякого сожаления.

Матросы занесли на шлюпку ее сундучок, арбалет, аркебузу и, время от времени окликая герцогиню, терпеливо ждали ее у шлюпки. О том, чтобы вести ее к шлюпке силой, – не могло быть и речи; они попросту не решились бы.

– Не может этого быть! – хрипел капитан, не вынимая изо рта трубки. – Она не может остаться здесь. Это выше всяких человеческих сил.

– А что вы хотите: француженка… – многозначительно вторил ему все тот же рослый матрос-нормандец, прекрасно владевший французским и считавшийся знатоком француженок и всего, что с ними связано.

Попусту истратив все известные ему проклятья, капитан приказал спустить еще одну шлюпку, усадил нормандца на весла и теперь уже сам отправился в фиорд.

– Судно уходит, леди, – сухо объявил он, поднявшись на жертвенник, на котором Маргрет все еще восседала на своем троне. – Оно немедленно должно уйти.

– Да, пожалуй, пора, – безучастно согласилась Маргрет.

– Но оно не может уйти без вас.

– Может, – кротко возразила норд-герцогиня.

– Но, видите ли… уйти без вас мы… то есть я и вся моя команда, не сможем. Теперь уже не сможем

– Мы, островитяне, называли этот клочок суши Островом Обреченных. И есть что-то несправедливое в том, что они – кивнула она в сторону кладбища – остаются, а я ухожу. Было бы куда более справедливо, если бы он оказался «островом обреченных» для всех нас, без исключения. Понимаете, без исключения.

– Мы все живем на острове «земля», который сам Господь сотворил как Остров Обреченных, и можете не сомневаться, леди де Роберваль, что там, на великой земле Канады или Франции, вы будете чувствовать себя еще более одинокой, чем здесь. И не менее обреченной. Так что испытаний на вашу жизнь хватит.

Еще с минуту Маргрет молчала, потом поднялась, вместе с капитаном обошла все три могилы, поправила кресты, положила на могилку сына ветку ельника… и, ни слова не произнеся, направилась к фиорду.

Там герцогиня села в шлюпку Роя – в ту шлюпку, на которой она прибыла сюда, – и, взяв весла, уверенно повела ее к выходу в океан. А еще через несколько минут, прозвучала команда капитана поднять якорь и паруса.

* * *

На востоке все еще ярко светило утреннее солнце, а с севера на остров уже накатывались клубы густого осеннего тумана. Не успела «Элизабет» преодолеть и половину расстояния до Канадского мыса, как фиорд, жертвенник и сосна-крест уже скрылись в густом, маслянистом, совершенно непроницаемом тумане.

– То, что вы совершили, герцогиня де Роберваль, – произнес капитан, подойдя к Маргрет, – должно остаться в истории не только Франции, но и всего мира как один из величайших подвигов человеческого духа. Это говорю вам я, бывший полковник королевских войск, а ныне капитан судна, не раз видевший смерть и знающий цену человеческому мужеству и человеческой трусости.

Маргрет не ответила. Она стояла на корме и, вцепившись руками в борт, отрешенно всматривалась в растворяющиеся очертания острова, все надеясь снова, хоть на минуточку, хоть на одно мгновение, увидеть его.

Париж – Киев – Одесса