Остров обреченных - Богдан Сушинский

37

Прошло много дней. Медведь во владениях ее больше не появлялся, и Маргрет с надеждой думала о том, что он ушел на север, к Канадскому мысу, где то ли промышляет, то ли залег в берлогу и уснул до весны. Знать бы, где его берлога. Не будь Роя-Младшего, она, возможно, даже отправилась бы на ее поиски.

Но все же герцогиня не была до конца уверена, что медведь уснул, и по-прежнему боялась далеко отходить от хижины. А уходить надо было: запасы кончились. На полуоткрытой «веранде» висели остатки промерзшей туши гуся, да несколько рыбин. Но Маргрет берегла их на самый черный день, когда ударят еще более сильные морозы, когда запуржит…

Выбрав более-менее тихий день, она спустилась к «форту» и начала прорубывать на мелководье полынью. Поначалу все шло хорошо, но Маргрет этого показалось мало. Она решила заготовить еще одну прорубь, чуть ближе к устью залива, чтобы потом, как это делал Рой, время от времени «освежать» ее, не давая покрываться толстым льдом. И вот когда прорубь уже была готова, она вдруг поскользнулась, и вся левая рука ее, до предплечья, оказалась в ледяной воде. Пока она выбиралась из этой купели, то потеряла рукавицу. Не придавая этому значения, она сложила пойманную рыбу в корзину и поспешила к хижине. Когда же наконец добралась до тепла, то обнаружила, что кисть левой руки обморожена.

Оголив руку, Маргрет сначала пыталась растирать ее снегом, затем, вспомнив уроки Бастианны, растерла гусиным жиром, после чего смазала им и обмотала лоскутами из платья корсиканки. Через час она вновь растерла ее жиром и вновь смазала и перевязала. Так она повторяла еще трижды, пока утром наконец не почувствовала резкую боль в руке. Этой-то боли она и обрадовалась, как спасению. По наставлению Бастианны, она знала, что самое страшное наступило бы тогда, когда бы к утру этой самой боли не появилось.

О том, чтобы идти в таком состоянии на охоту, не могло быть и речи. Продолжая время от времени растирать руку, она готовила еду и регулярно кормила грудью Роя-Младшего.

Две ночи она не спала, болела рука и плакал Рой. Наконец, на третью ночь боль немного поутихла, Рой уснул, и, поев «похлебки по-корсикански», Маргрет тоже забылась коротким тревожным сном. Но вдруг к полуночи ее словно бы кто-то сильно толкнул в плечо. А еще Маргрет хорошо запомнила, как Бастианна – именно Бастианна! – крикнула: «Маргрет, вставай! Беда!»

– Что, Бастианна, что?! – вырвалась она изо сна, села в постели, и осмотрелась. Тишина, Рой-Младший спит. Тлеют угли в кострище, едва мерцает заправленная жиром лампадка, которую она забыла погасить… Но Бастианна… Бастианна-то мертва! А голос был ее.

Взяв прислоненное к опоре хижины копье, Маргрет осторожно дошла до заваленных «ворот» своего убежища, которые уже однажды спасли ее от гибели. Светит месяц, поскрипывают на ветру промерзшие кроны сосен, доносится приглушенный крик кем-то вспугнутой птицы…

Вернувшись к лежанке с твердым убеждением, что это всего лишь обычный сон-кошмар, Маргрет хотела лечь, но вдруг оттуда, где лежал малыш, послышалось какое-то движение, ворчание; нечто похожее то ли на стон, то ли на мужской голос.

Маргрет замерла, потом, стараясь не очень тревожить все еще больную левую руку, зарядила арбалет, проверила, заряжены ли аркебузы. У нее оставалось всего четыре заряда, и Маргрет решила использовать их лишь в самом крайнем случае. А главное, она берегла заряды не столько для охоты, сколько для того дня, когда у острова появится корабль: лучшего способа подать знак о себе, чем выстрел, просто не существовало.

Тем временем от примыкавшей к складу кладовке с полуоткрытым морозильным навесом вновь послышался скрип снега и, то ли приглушенный голос, то ли кроткий рев какого-то животного.

– Человек?! – с ужасом подумала Маргрет. Ничто не наводило на нее такой страх, как возможность встретить на этом острове человека. Как вести себя со зверем, она знала, а вот как вести себя, когда рядом окажется какой-то отшельник или дикарь?..

Взяв копье, она прокралась мимо подвешенной колыбели Роя-Младшего и через низенький проход-лаз проникла в кладовку, из которой к морозилке вел еще один лаз, плотно закрытый обшитой мехом плетеной дверцей. Благодаря ей к припасам можно было добираться, не выходя из хижины. Здесь она опять замерла.

Это был медведь! Он разбрасывал – разгребал камни, которыми была ограждена морозилка, и добирался до ее скудных припасов! Когда его рычание, – очень похожее на ворчание подвыпившего мужчины, послышалось прямо перед ней, как бы на уровне лица. Маргрет отступила, сделала два резких шага и с разгона, через стенку кладовки, вогнала острие копья в брюхо поднявшегося зверя.

Рев, который издал раненный медведь, был таким, что, казалось, хижина, покачнулась и вот-вот должна была рухнуть. Рванувшись всем телом, медведь саданул древком копья ее бок, так что Маргрет отлетела в угол и почувствовала резкую боль в бедре. Сжав зубы и стараясь не выдать себя криком, герцогиня приподнялась и попыталась схватить древко, но медведь опять сбил ее наземь, только на сей раз древко еще больнее ударило ее в бок. В третий раз Маргрет все же удалось вырвать из туши надтреснувшее копье, но этим она лишь облегчила участь зверя. Поднявшись на задние лапы, он передними яростно крушил кровлю хижины, пытаясь добраться до своего противника.

Схватив копье и арбалет, норд-герцогиня метнулась к выходу, стала на ребристый камень, которым заваливала сам вход в хижину, укрепляя тем самым парусиновый полог, и уже оттуда взобралась на левую стенку «воротного» завала. Зверь все еще крошил кровлю, но сражаться с ним в хижине Маргрет не могла. Вернувшись в спальню, она сняла с полки у кострища аркебузу, вновь забралась на стену и крикнула:

– Иди сюда, тварь! Сюда, ко мне, иди!

Медведь наконец-то услышал голос своего врага и даже увидел при свете луны его тень. Пробираясь между крепостным завалом, которым была ограждена хижина, и высокими валунами гряды, он истошно ревел, изрыгая свою лють и призывая на помощь собратьев, которых… не было.

Его рев разбудил малыша, и тот закричал так, что сердце Маргрет сжалось. Но именно его крик утвердил ее в намерении сражаться с хищником до конца. Стоя на завале, Маргрет выстрелила в медведя из арбалета. Опять рев ненависти и боли, с которыми медведь упрямо шел на островитянку. Скатившись с завала, Маргрет установила на нем аркебузу и выстрелила, когда зверь уже был совсем рядом. Выстрел был неудачный. Он, конечно, ранил медведя, но, очевидно, всего лишь в бедро. Прорвавшись между скалой и воротами, медведь попытался сунуться в проход. Стоя на камне, Маргрет сверху двумя руками метнула копье ему в спину. Но левая рука плохо слушалась ее, да и страх сковывал движения. Копье вонзилось, но неглубоко, и, пятясь, медведь, протащив древко по камням, сумел вырвать его из себя. Нащупав висевший у входа лук, который натягивать было легче, и колчан, Маргрет быстро навесила их на себя и, вновь подхватив копье, пошла вслед за медведем. Позади заходился истошным криком малыш, но женщина знала: если не добьет медведя сейчас, он придет через несколько ночей, причем теперь уже днем, когда она окажется на охоте. Он уже не оставит ее в покое. Все равно вдвоем им на острове не ужиться.