Черные комиссары - Богдан Сушинский

– А ведь каждый час, проведенный в таком умилении, приближает нас к уходу на тот берег, – донесся до капитана сквозь полуденную дрему архиерейский бас Владыки.

– Не люблю предаваться подобной философии. Всякий раз вспоминается через все детство мое прошедшее, «жизнерадостное» восклицание нашего богомольного соседа, который, глядя на закатное солнце, крестился, кланялся и произносил: «Что ни день, то ближе к смерти! Слава же Тебе, Господи, что еще один день прожит!».

– Вот и у меня тоже неприятная весть, – без видимой связи сменил тему старший лейтенант. – Пока мы совещались, фрицы увели к себе моего краснофлотца, Солодова, из первого взвода.

– Что значит: «увели к себе… краснофлотца»? – медленно приподнялся Гродов. – Он что, баран, чтобы его просто так взяли за рога и увели? Его взяли в плен, захватили как «языка»?

– Можно сказать и так. Рядом с моими позициями, в плавнях, озерце есть, стоящее, по-настоящему рыбное. Так вот, Солодов с Мелешиным вчера наловили рыбы для кухни. Сегодня повар снова попросил свежей прибавки к рациону… Пока Мелешин уносил на позиции ведро с окуньками, немецкая разведка земляка его утащила. Мелешин слышал, как уже из глубины плавней земляк успел крикнуть: «Немцы меня, немцы!..». Но это все, что он мог услышать. Винтовка его так, рядом с удочкой, и осталась.

– И к чему весь этот сказ? – мрачно поинтересовался комбат.

– Чтобы, значится, поставить в известность. А еще подумалось: хорошо, что мы не объявили бойцам о дате отхода. Вы словно бы предвидели, товарищ капитан.

– Штатные разгильдяи они у тебя, старший лейтенант, а не краснофлотцы. И ты среди них – первый штатный разгильдяй. У тебя, что, со стороны плавней заслоны не выставлены?

– Дык, выставляем в основном по ночам. Днем румыны в плавни не суются. С позиций озерца не видать.

– А по ночам – тем более не суются. Какой идиот ночью по трясинам пойдет? Однако пришел ты ко мне не за тем, чтобы нотации выслушивать. Прямо говори: хочешь ночью послать группу, чтобы отбила твоего Солодова?

– Дык, все правильно, с этим и пришел, – потупив взгляд, пробормотал Владыка. Но даже негромкое бормотание его могло показаться приглушенным камнепадом. – Пять добровольцев уже есть. Ночью пойдем на поиск.

– Не зная, где он содержится, какая охрана? Не приходило в голову, что немцы только того и ждут, чтобы использовать этого пленника как приманку, рассчитывая на ваши амбиции?

– Что же делать? Не оставлять же его в беде!

– Вся война, старший лейтенант, именно на этом, на беде человеческой, и держится. Кому-то суждена гибель, кому-то госпиталь или плен…

Владыка потоптался возле комбата, проворчал: «Дык, выходит, не нашли мы понимания друг у друга» и пошел к себе в роту.

– И не вздумайте посылать группу в тыл врага без моего разрешения.

– Пока что ротой командую я, капитан, – лишь слегка повернул голову в его сторону Владыка. – И ответственность за то, что в ней происходит, тоже несу я.

– С этого следовало бы и начинать разговор – с ответственности за штатное разгильдяйство своих бойцов, – едва заметно улыбнулся Гродов. Он и сам уже загорелся идеей освободить рыбака-неудачника, но пока что не был уверен, что решится осуществить ее.

Эта словесная стычка с командиром роты вскоре могла бы забыться, однако под вечер ему вновь позвонил Владыка и попросил срочно прибыть на ротное НП. Оказывается, немцы пытаются вступить в переговоры с комендантом плацдарма по поводу судьбы Солодова.

– То есть хотят обменять его на оберштурмфюрера фон Фрайта? – удивился комбат.

– Об этом речи пока что не было. Они хотят говорить с вами, комбат, с комендантом плацдарма. Причем знают, что комендантом является капитан Гродов.

«Благодаря осведомленности баронессы Валерии они теперь многое знают» – подумалось комбату, но вслух произнес.

– Твое имя тоже скоро узнают, старший лейтенант. Того и гляди знаменитыми станем. Самого Солодова тебе показали?

– Очевидно, покажут вам. Кстати, где теперь этот барон? Он здесь, на мысе?

– Да нет, скорее всего его уже отправили в Одессу. Теперь им занимается контрразведка, поэтому меня он больше не интересует. Это была неправда: на самом деле оберштурмфюрер все еще находился на Сату-Ноу, только содержали его в землянке неподалеку от причала. Уже дважды Гродов пытался связаться с полковником Бекетовым, но оба раза – безуспешно, а решать судьбу этого эсэсовца без ведома начальника контрразведки базы не хотел.

Все происходило так, как капитан и предполагал. На узенькой тропинке, ведущей вдоль плавней, появилась увядшая, нескладная какая-то, в изорванной тельняшке, фигура Солодова, прикрываясь которой шли трое немцев, и один из них нес в руке некое подобие белого флага. Когда они оказались под прицелом двух ручных пулеметов и десятка винтовок, навстречу им вышел моряк с телефонной катушкой. Поставив аппарат на почерневший пенек, он проверил связь и вежливым движением руки предложил германскому офицеру приблизиться, чтобы снять трубку. При этом стал к нему спиной, как бы прикрывая немца от пуль и, по существу, выступая в роли заложника.

– Я – комендант плацдарма капитан Гродов, – по-немецки произнес Дмитрий, как только услышал в трубке голос немецкого офицера. – Кажется, вы хотели со мной о чем-то договориться?

– Здесь обер-лейтенант Штенгоф. Верните захваченного вами оберштурмфюрера фон Фрайта и получите взамен своего морского пехотинца, – ответил немец почти на чистом русском языке, в котором едва улавливался акцент, характерный для прибалтийцев. Не исключено, что на том конце провода сидел один из прибалтийских немцев, речь которых капитану не раз приходилось слышать в Ленинграде.

– Вы считаете это равноценным обменом, обер-лейтенант? За этого разгильдяя Солодова, которого, так или иначе, ждет военно-полевой суд, мы можем вернуть вам разве что румынского солдата.

– Мое командование не интересуют пленные румыны, его интересует барон фон Фрайт.

– Офицер СД фон Фрайт, – уточнил комбат, – за пленение которого я вполне могу получить медаль.

– Но он все еще здесь, на мысе?

– А зачем мне отправлять куда-либо оберштурмфюрера? Предпочитаю сдать его лично. Конечно, все, что барон мог нам поведать, он уже поведал, но сомневаюсь, чтобы офицер контрразведки, пребывающий на том берегу, согласился обменять его. Одно радует: что этот офицер – пока что единственный, кто знает о моем «улове».

– Мы постараемся перебросить сюда нескольких русских пленных, в том числе и офицеров, которые находятся сейчас в лагере. Это сравнительно недалеко отсюда. Такой вариант вас устроит?

– Если честно, обер-лейтенант, мне этот обмен ни к чему. И пленник ваш, Солодов, мне и на фиг не нужен. Можете хоть сейчас пристрелить его.

– Ну, да, вы, коммунисты, уже стольких перестреляли. Что вам до этого несчастного, на рыбной ловле помешанного краснофлотца?!