На войне как на войне. "Я помню" - Артем Драбкин

Сейчас я заслуженный работник культуры УССР, почетный крымчанин, награждена за боевые действия: орденом Отечественной войны I степени, орденом Красной Звезды, медалями «За мужество» и «За отвагу».

– Как кормили в Евпатории после начала войны? Были ли введены карточки?

– Дело в том, что у летчиков карточная система была еще до начала войны, так что принципиально ничего не изменилось. По карточкам получали мыло, продукты разные, стиральные порошки. Отрывали талончик и выдавали все это в военторге. Но с началом войны летчикам стали давать меньше, хотя нас сильно выручал шоколад, в доме у нас всегда лежало 3–4 плитки. Бывало, что я питалась одним чаем и шоколадом. Кроме того, Илья получал зарплату, я себе могла чего-нибудь купить. Сам он до войны питался на аэродроме и как-то раз попросил меня сделать творожников, вечером, когда приходил с дежурства, хотел чего-нибудь домашнего. Я пошла, взяла творог, никогда в жизни еще не готовила. Не положила туда муки, просто вбила яйца, все сырники у меня развалились, как стала жарить. Он приходит вечером с дежурства, я говорю Илье, что, видно, творог был плохой, поэтому сырники развалились. Купила сметану, развалюшки он съел, даже похвалил меня. На следующий день утром я помчалась к матери моей соседки, которая жила в Евпатории, Татьяне Евпатьевне, она была такая кулинарка, мы у нее отмечали все рождественские праздники, Пасху, она такая добрая, такая хозяйка. Я у нее расспросила, как готовить сырники, она мне все написала, все пропорции указала. Я скорей примчалась домой, все приготовила. Илья приходит вечером, у меня на столе настоящие сырники, такие румяные. Тогда муж говорит: «Ну, сегодня настоящие сырники!» А я ему объясняю, что, мол, сегодня другой творог купила, не тот.

– Какие разговоры велись на курсах медсестер, в госпитале во время кризисных ситуаций на фронте, в период битвы под Москвой?

– Знаете, тогда никаких панических разговоров не было. Восхищались подвигами, особенно подвигом Зои Космодемьянской, он ведь прошел везде, по всей стране, а также подвигом 28 панфиловцев под Москвой. Мы наизусть знали слова Клочкова: «Велика Россия, но отступать некуда, за нами Москва». Прямо переживали за Москву. И когда поползли слухи, что Сталина нет в Москве, что его видели в Куйбышеве, никто не поверил. А когда парад состоялся 7 ноября, вообще все плакали и радовались, что все-таки мы живем, мы воюем. Когда началось контрнаступление под Москвой, я так переживала, плакала, ведь рядом моя родина, г. Белый был оккупирован, отец плохо видел, поэтому его в армию не взяли, и с приближением немцев он ушел в партизаны в лес. Тетка, председатель колхоза, тоже ушла в партизаны. Все понимали, что если немец возьмет Москву, то нам трудно будет потом воевать. Москва была для нас самым главным центром Родины.

– Как боролись со вшами у раненых в госпитале на ст. Елань?

– Камер жарочных у нас не было, мы делали дезинфекцию в специальных баках, где все обрабатывалось. Снимали всю одежду, переодевали, хоть в старое, ношеное, но чистое. Тем временем обрабатывали одежду раненого и снова его переодевали в уже обработанное белье.

– С перевязочным материалом, лекарствами перебоев не было?

– Ни с чем, ни с бинтами, ни с лекарствами. Под Сталинградом все было, отказов не было. Раны обрабатывали в основном борной кислотой, много использовали йода. Для инъекций обязательно использовался новокаин. Сульфидин выдавали для тяжелых раненых.

– Были ли в вашем госпитале не раненые, а заболевшие солдаты?

– А как же, были. Очень много с психическими расстройствами, потому что находились в бою под страшным напором. Лечили их успокаивающими лекарствами, подкрепляли питанием хорошим, беседы вели, были специальные врачи-психологи. И ничего, знаете, успокаивались многие.

– Какие-то смены в госпитале соблюдались?

– Работали много, в тяжелый период так и жили при госпитале. Отдохнул, снова на работу. Очень много раненых, потоки нескончаемые.

– Как кормили в госпитале?

– Питания нормального не было. Что раненые, что мы ели одно – давали суп какой-то пшенный или пшенную же кашу, заправленную постным маслом. После войны я не могла на пшенку смотреть. Мяса почти не было, только изредка какую-то тушу завезут.

– Было ли в партизанском отряде заранее известно перед прочесом леса о том, что прибудут немцы?

– Конечно, мы всегда заранее знали, тем более что везде заставы были, наблюдали, когда немцы шевелиться начинают. И местные жители предупреждали нас, кто еще мог в лес пробраться.

– Как после боя определялось число уничтоженного противника?

– Приблизительно, так как немцы всегда старались забирать с собой не только раненых, но и убитых. Хоронили они своих убитых на специальном кладбище в Бахчисарае.

– Как поступали с пленными немцами?

– Их сразу отправляли в особый отдел, мы с ними не общались. Часть сразу переправляли на Большую землю, ценных «языков».

– Сталкивались ли с власовцами?

– Конечно, в Крыму же находились грузинские батальоны из РОА. Немцы начали формировать эти соединения из грузин, взятых в плен под Севастополем после падения города. Но многие из этих «власовцев» бежали к партизанам, бродили по лесу, пока не находили партизан. И хорошо сражались с немцами. У нас, в южном соединении, даже два отряда возглавляли грузины, в этих отрядах было много грузин, 2-й партизанский отряд возглавил майор Петр Гвалия, в 11-м командиром был Чхаидзе Иосиф. И Гвалия, и Чхаидзе были бывшими командирами Красной Армии, поэтому они знали военное дело. И перед боем 8 апреля к нам перешли трое грузин из вспомогательных батальонов, хотя партизан окружили, и мы вынуждены были отступать, а они все равно перешли на нашу сторону. Наш особист Леня Передерий со мной посоветоваться решил: «Шура, что будем с ними делать?» Проверить же невозможно, с какой целью они пришли, я предложила: «Жаль их расстреливать, молодые ребята, красивые. Ну не расстреливай их, очень тебя прошу». Он не расстрелял.

– Как у вас складывались отношения с особистом?

– Ну что вы, Леня был исключительный человек. Подлостей не делал, зато он выявлял провокаторов, шпионов, которые часто приходили в лес под видом заготовки дров или приходили в партизанский отряд вместе с населением, прятавшимся в лесах. Что уж скрывать, шпионы были.

– Выделялись ли румыны по сравнению с немцами как не сильные вояки?

– Вы знаете, они одинаково воевали. Немцы иногда на тяжелых участках специально использовали румын, где ожидались большие потери. Но румыны шли в бой четко.

– Какое было отношение к бывшим военнопленным в партизанских отрядах?

– Очень хорошее, никакого презрения к ним не было. Наоборот, наши подпольщики помогли освободить многих военнопленных, переправляли их в лес, одного даже спрятали в поселке Бешуй, жители прятали, но немцы нашли и убили его. Вообще бывшие военнопленные были на хорошем счету, ведь они воевать умели.