Ричард Длинные Руки - воин Господа - Гай Юлий Орловский

Я развел руками, но следил за ним очень внимательно.

– Мой мир... из которого я пришел, теперь я понимаю, только внешне очень мирный и чистый. Да, в нем чистые тротуары... Да, нет резни... Да, мы все беспрерывно говорим о литературе, искусстве, музыке, смотрим возвышенные зрелища, говорим о гуманности и бесценности человеческой жизни... но что-то делает нас готовыми убивать, жечь, разрушать. Хуже того – убивать без той злобы, страсти, ликования, с которыми убивают крестоносцы! Потому я тебе не судья. И убивать не стану. Просто сними заклятие.

Он смотрел на меня очень внимательно.

– Почему-то мне кажется, – сказал он медленно, – что тебе не то что убивать, даже драться очень не хочется.

– Ну и что? – спросил я. – Мы постоянно делаем не то, что хочется.

– ...и что ты несколько не от мира сего, – продолжал он. – Не знаю, то ли ты из мира книжников, копателей или мысленов, может быть, ты даже звездосмотретель? Но меч ты держишь, я зрю по твоему лицу, без всякого ликования.

– Ну и что? – спросил я. – Я не знаю, кто такие мыслены или звездосмотретели, но я знаю, что такое конформист.

– Если я правильно догадываюсь, – сказал он медленно, я чувствовал, как напряжение нарастает, – это значит, что ты живешь теми идеями, что превалируют в данном обществе.

– Очень правильно, – сказал я. – Честно признаюсь, я поражен...

– А это значит, – сказал он нетерпеливо, – что ты просто обязан подчиниться моим идеям.

Я покачал головой.

– Там, у выхода, меня ждет бедный честный парень, который считает меня своим сюзереном. А еще дальше – целое королевство Зорр, где идеи совсем иные.

Он кивнул и ответил в том же тоне:

– А еще дальше – империя Тьмы. Там идеи... скорее мои, чем крохотного королевства Зорр.

– Но я из королевства Зорр, – ответил я. – И потому требую в последний раз: сними защиту! А потом поговорим о знаниях Древних. Признаюсь, меня это заинтересовало... очень сильно.

Он смотрел пристально, в глазах разгорался гнев. Я видел, что лицо начинает дергаться, этот человек слишком долго жил, зная о своем всемогуществе. Уже то, что он долго слушал меня, общался со мной, говорит лишь о том, как соскучился по общению с людьми, однако уже сейчас считает себя богом...

– Ничтожество, – процедил он. – Тогда умри!

Он взмахнул руками. Я метнул молот.

Он захохотал:

– Это тебе не поможет!

Надо мной загрохотал камнепад. Я метнулся в сторону, упал, откатился. Молот ударил по костяшкам, я взвыл, схватил за рукоять, что показалась слишком горячей. Тяжелые глыбы рушились на то место, где я только что стоял, лопались с треском. Крохотный осколок кремня ударил в плечо, я инстинктивно ухватился за ушибленное место. Между пальцами проступило красное. Я отнял ладонь, она была вся в крови.

С той стороны раздался издевательский хохот. Маг стоял, воздев руки. С пальцев срывались лиловые молнии. Он крикнул насмешливо:

– Я тебе не сказал, что я знаю силу этих молотов? Даже с гемами в рукояти? Их раньше было множество. И заклятия против них я еще помню...

Тело мое начала сковывать чужая мощь. Не колдовство, но я как будто бы попал во внутренности гигантского трансформатора. Пальцы мои стиснулись на рукояти, я швырнул изо всех сил, преодолевая сопротивление, шепнул вслух:

– Карниз!.. Обрушь карниз...

Колдун настолько привык за тысячи лет к неуязвимости своей горы, что не обращал внимания на ее стены. Но самые несокрушимые горы в конце концов превращаются в песок. Я видел трещины, видел, как идут пласты, и мой молот, направляемый волей, ударил в самое уязвимое место.

Раздался грохот, я в этот момент показывал колдуну жестами, что завяжу его узлом, он следил за моими руками, тоже подозревая колдовство, многие герои владеют зачатками колдовства, и слишком поздно ощутил, что целый пласт горы сдвинулся.

Он судорожно дернулся, взглянул наверх. Огромная скала, размером с Боровицкую башню, рухнула ему на голову и плечи, как если бы утюг упал на комара. Но я с ужасом увидел, что колдун напрягся и удержал. Лицо, его побагровело, он даже успел бросить на меня отчаянный взгляд. Скала шелохнулась, начала приподниматься, колдун сделал шажок, пытаясь выйти из-под непомерной тяжести, но это было ошибкой. Скала осела, мне даже послышался хруст, будто айсберг разламывал атомный ледокол. Скала застыла, только почва еще вздрагивала, а со стены катились отдельные глыбы, и, как ручьи, стекал мелкий щебень.

Ты догадался, подумал я, глядя на груду камней, что такое конформист, но все равно на этом попался. Это страшное слово, а люди эти еще страшнее. Это значит, что человек не имеет своих ценностей. Или они у него настолько мелкие, что легко подавляются ценностями окружающих людей. Конформист принимает их, как свои, принимает даже без конфликта со своим "я". Так что если в этом мире правит меч, то я держу в руке меч. Если здесь убивают и не терзаются по ночам кошмарами, то я тоже убиваю и не терзаюсь. Я – как и все.

Когда я вернулся в главный туннель, черный занавес мерцал все такой же, подрагивающий, обманчиво кисейный. Молот полетел с готовностью, ударился, его отшвырнуло, он закувыркался, как бумеранг, я поймал с трудом. Сердце упало, я пошел к занавесу деревянными ногами, уже понимая, что упрусь точно так же...

Громко хлопнуло. Резко запахло озоном, черный занавес исчез. Видимо, он держался до последнего мгновения, пока в теле колдуна была жизнь.

Открылся широкий туннель. Даже не туннель, а продолговатый зал. Пламя факела выхватывало стены из красного гранита с темными вкраплениями, но потом мне почудился впереди свет. Еще десяток шагов, и свет стал ярче, а потом я вообще загасил факел.

Свет исходил от белого плазменного огня. Он выходил тонкой пленкой из правой стены и уходил в левую, точно так же, как погружался в пол и исчезал в каменном своде. Но даже если разбить камень, это я понимал, все равно обнаружу этот сверкающий шар. Заклятие это или силовое поле, но оно окружает...

Я приблизился, сквозь пламя всего в двух шагах на каменной стене висят панцирь, шлем и длинный узкий меч. Поколебавшись, я осторожно коснулся сверкающей стены пальцем. Ничто не шарахнуло меня током, не обожгло, не заморозило, не обратило в лед. Но я ощутил твердость, которую не чувствовал даже от прикосновения к стене замка.

Отступил, потыкал в стену мечом. Брызнули искры, а когда отступил на три шага и метнул молот, он ударился будто в тугую резину.

– Да ладно, – сказал я, – хохол не повирэ, покы не помацае...

Еще издали я услышал звон железа, хриплое дыхание, стоны. Ноги сами вынесли из туннеля со скоростью урагана. Сигизмунд, с багровым от прилива крови лицом, с выпученными глазами, лежал на спине, уже не в силах подняться. В глазных яблоках полопались сосуды. Я содрогнулся, глядя в залитые кровью глаза, ухватил за руку, Сигизмунд едва держался на ногах, помог встать.