Спящая в огне - Карина де Сантис

Этна тихо сглотнула, слушая ласковый голос той, кто являла собой разрушение. Ее слова лишили Спящую последней надежды остаться в Форланде и прожить жизнь, которую хотелось бы. Но, если так подумать, где бы она жила и что делала? Север больше не был ее домом, даже колыбель зеленых деревьев не манила к себе после всего, что произошло. На Юге ей не даст жизни Меланта, которая вряд ли простила ее после всего того, что случилось. Две другие стороны она отчего-то не рассматривала. Запад всегда будет напоминать ей о предательстве, а Восток… его климат казался слишком суровым для той, кто привыкла к более благосклонным условиям проживания. Может, уход и правда будет разумным, и правильным сейчас?

— А Жизнь… он не сможет дать мне душу? — все-таки в ее сердце теплилась надежда. Надежда на то, что каким-то невероятным образом она сможет выжить. Надежда — это сорняк, который изо всех сил цепляется корнями за землю, как человек за жизнь. Его очень тяжело выкорчевать, но, если сумеешь, то оставишь на этом месте дыру. И думай потом, а стоили ли твои усилия этого.

— Увы, милая. Мой брат хоть и могущественен, но у всего ресурс есть. Он дает души детям малым, еще способным принять в себя его незримый дар. Но ты не дите, прости. Никто ручаться не может за то, как поведут себя твои разум и тело… Последствия могут быть непоправимы. Хотела бы я, чтобы ты прожила свои дни счастливо и так, как вольно тебе.

Голос, звучащий как скрежет, стал немного нежнее. На ее мертвом лице появилось сожаление, от которого Этне стало еще горше. Значит, никакой надежды на дальнейшую жизнь у нее не было. Значит, придется быть благодарной за те счастливые мгновения, которые она успела ощутить за все прожитые годы.

— А что насчет пророчества? Как морской народ узнал о том, что я приду? — решив обдумать то, что неизбежно грядет, позже, Этна задала другой вопрос.

— Они не узрели пророчества, Спящая. Ведь сама явилась я к ним и рассказала об этом. Разнесла весть по воде о твоем приходе. Я знала, что Кай не устоит пред силой твоей и своим желанием помешать мне вновь вернуться в дом родной, — Смерть на миг перестала говорить, встретившись взглядом с русалом, который ответил ей пренебрежительным фырканьем. — Узнай кто о пророчестве посредством сна и Кай никогда бы не услышал его слов. А я хотела, чтобы он узнал о нем наравне со всеми. Дабы ждал тебя, дабы нашел тебя и проникся к тебе. Дабы влюбился как мальчишка и пал из-за собственной слепоты. Как видишь, я не ошиблась.

Как бы там ни было, а план Смерти сработал лучше некуда. Опьяненный желанием стать королем, Кай не предвидел того, что его погубила ее сила, которую он хотел обуздать и приручить. Он будто пытался покормить дикого зверя, надеясь, что однажды тот станет ручным. Но дикий зверь остается диким, сколько не приручай его.

— Смогу ли я… перед уходом попрощаться со своими друзьями?

— Разумеется, Спящая. Ты простишься с горными воителями, а Форланд будет благодарить тебя за мое возвращение.

Вечером на площади, что была пред замком, собрался народ Форланда. Они толпились, негромко переговариваясь, не понимая, зачем их здесь собрали. Люди иных сторон, что не успели вернуться в свои родные земли, тоже явились. И никто не понимал, откуда у каждого из них появилось приглашение явиться в это место, украшенное парочкой живых цветов.

Этна успела освободить Андерса и Гвиневру, а также трех королев и их камеристок. Но никому из них она не смогла сказать о том, что произошло. Чтобы сообщить воителям о своем уходе нужна была смелость, а у нее она кончилась. Ей было даже невыносимо думать о том, чтобы сообщить им о своем несправедливом уходе. Что же до правительниц с их приближенными, то они не очень-то и интересовались по какому случаю их всех выпустили. Однако они, как и сама Спящая, получили по странному приглашению явиться на площадь. Живые цветы, украшающие скромный лист пергамента, были необычайной красоты.

Они стояли у постамента, с которого оттерли кровь. Андерс держался бодро, но Этна знала, что под одеждой скрыты тугие и пропитанные кровью повязки. Гвиневра поддерживала своего товарища, хотя в том не было необходимости, но, как думала сама Спящая, делалось это из опасения за чужое состояние. Сама же она переживала о том, что воитель может не пережить этот вечер. До прихода Смерти у него еще была надежда на то, что тело сможет восстановиться, но теперь… кто знает, как поведет себя его организм под влиянием этой перемены, от которой люди давно отвыкли. Впрочем, пока он выглядел очень даже живо.

В стороне от толпы стояли Драмэйды, которые тоже, вероятно, получили приглашения. Но даже они не понимали, в чем дело. Кая в толпе видно не было. После того, как Этна по просьбе Смерти покинула покои, она не видела его. Но не думала, что сестра Жизни так просто расправится с предателем и даже не сообщит об этом никому.

— Ты так и не скажешь нам, что случилось этим утром? — поинтересовалась Гвиневра, смерив Этну своим привычным ничего не выражающим взглядом. Та закусила щеку изнутри. Она не могла сказать им обоим, что умрет сегодня. Слова просто не хотели покидать ее рта. Это было тяжело. Тяжелее, чем призвать Смерть, о чьем возвращении пока никто не догадывался.

От ответа на вопрос ее избавили возгласы толпы. «Расступитесь!», «Дорогу!», «Она вернулась!». Все начали оборачиваться на крики, а толпа расступалась в стороны, позволяя двум молодым людям пройти мимо них.

Статный юноша чуть улыбался, проходя возле людей Форланда. Он был крепко и ладно сложен, облаченный в светлые свободные одежды, обнажающие босые ноги. Его глаза были похожи на летние поля, полные цветов, живые и прекрасные. Россыпь веснушек украшала его нос и щеки, а на светло-русые чуть вьющиеся волосы был водружен пышный венок из живых цветов, тех самых, которые каждый житель континента обнаружил на своем приглашении. Иногда к нему подлетали птицы, тихо щебеча и чирикая, и каждую из них он ласково гладил пальцами, смотря так внимательно на этих маленьких созданий, будто понимал их певучие речи.

Рядом с юношей шла мертвая девушка. Трупные пятна, будто звезды, украшали ее лицо и открытые участки тела, обтянутые кожей, сквозь которую выпирали острые кости. Глаза, поддернутые пеленой, смотрели чуть строго, однако бледные невыразительные губы, скрытые под маской, которой служила челюсть дикого зверя, ласково улыбались. Ее волосы струились темным водопадом по плечам, а саму голову венчала костяная диадема. К ней не рисковали приближаться не только птицы, но и люди, почтительно кланяющиеся, но не протягивающие рук.

Жизнь и Смерть шагали рядом друг с другом, приветствуя людей. Противоречивые и разные, но красивые каждый по-своему. Красота одного пленяла. Красота другой заставляла проявлять уважение.

Дойдя почти до самого постамента, брат и сестра замерли, обводя древними взорами людей. Все притихли, едва ли не с благоговением взирая на своих создателей. Пусть для людей трех сторон они не были покровителями, как для людей Юга, но это не уменьшало их ценности и значимости. Их прихода ждали все и ждали давно. Особенно прихода девушки, похожей на погибель.