«Химия и жизнь». Фантастика и детектив. 1965-1974 - Борис Васильевич Зубков

укрощения, средство борьбы с ее невероятной активностью. Я говорю о смоле туароке.

— И все же вы рисковали, — возразил Асквит. — Туароке мог оказаться недостаточно эффективным. Но вы рисковали правильно! Насколько мне известно, вы ведь тоже собирались добыть зародыши из тайника профессора Вудрума, не так ли? Скажите, получив зародыши, вы бы стали вести опыты по их оживлению?

— Да, господин Асквит, — ответил профессор Мурзаров, — мы готовились начать работы в этом направлении. Но должен сказать, опыты эти, больше того, всю работу по освоению силициевой проблемы намечено вести так, чтобы она никогда, ни при каких обстоятельствах не была использована во зло человеку.

— Это очень важное заверение, господин Мурзаров. Я не сомневаюсь, что правительство нашей страны выскажется примерно в таком же духе, как только мы, ученые, чего-нибудь ощутимого добьемся от этих зародышей. Право, я не считаю нужным открещиваться от политики, как это делают многие ученые. Это по меньшей мере неостроумно. В наше время наука не может быть вне политики, как и политики не могут обходиться без науки. Но я вместе с тем не принадлежу и к числу тех ученых, которые не ведают, что творят, а сотворив, ужасаются. Я трезвый человек, а это значит реальный политик. Да, я отдаю себе отчет в том, что, оживив зародыши, мы можем впустить в наш неспокойный мир неведомого дьявола Вселенной и начнется… Разумеется, я не знаю, что именно начнется, как не знали этого физики-атомщики, которые впервые осуществили цепную реакцию. А ведь, несмотря на опасения, что эта реакция может охватить всю планету, они спустили курок. Не могли поступить иначе. Так будет и с зародышами силициевой жизни. Если в них еще хранится жизненное начало, люди рано или поздно нажмут на курок. Непременно! Уж таков человек, и это прекрасно, господа! Будет борьба. Быть может, схлестнутся силы земные с силами космоса, быть может, земляне, не поделив между собой гостей, начнут состязаться в гостеприимстве. Все может быть. Такова жизнь.

Запальчивая речь Асквита вызвала довольно длительную паузу. Понимая, что спор Асквита с Мурзаровым нескончаем, так как они придерживаются крайних взглядов, я воспользовался паузой и попробовал направить беседу в другое русло.

— Я считаю: не обязательно представлять встречу с инородной жизнью в слишком траурных тонах. А если она будет полезной человечеству? Как знать, не приведет ли попытка этого первого контакта с посланцем далекого мира к результатам благотворным, позволяющим в какой-то мере познать этот мир. Стоит ли сейчас говорить о борьбе, и только о борьбе? Почему мы рассматриваем силициевую жизнь как нечто заведомо нам враждебное. Разумеется, она по природе своей чужда нам, существам углеродистым, и все же, пожалуй, следует подойти к проблеме шире, взять ее в самых различных аспектах и быть готовыми не только к борьбе, но и к контактам. Самое главное сейчас — готовность всего человечества к осмысливанию столь необычайного положения, коль скоро оно может возникнуть, а значит, — и это мне представляется непременным — объединение усилий всех ученых, на какой бы политической платформе они ни стояли, какого бы мировоззрения ни придерживались.

— Вот это правильно, — поддержал Асквит. — Основная цель моего приезда в Макими — это налаживание творческого контакта между нашими группами. Ведь мы бьемся над одной и той же задачей! Давайте же работать сообща.

Мурзаров наклонился ко мне и тихонько сказал по-русски: «Ведь врет, все врет. Только плазму заполучить хочет, а зародыши… И словом не обмолвится о них. Вот увидите!»

Под тучным доктором Ямшем беспокойно заскрипело кресло. Он был явно смущен недипломатичностью нашего перешептывания и поспешил вступить в беседу:

— Я очень рад, профессор, что вас привели сюда самые добрые намерения. Со своей стороны я готов всячески поддержать стремления к взаимному сотрудничеству и деловым контактам. Мне кажется, например, что ваши исключительно интересные исследования Сиреневого Кристалла следовало продолжить, углубить. Вероятно, имеет смысл привлечь к этим изысканиям целый ряд научных учреждений, и прежде всего, разумеется, Институт космической химии. В Советском Союзе — это общеизвестно — особенно далеко продвинулись в деле освоения и изучения космоса. Не считаете ли вы, господин Асквит, возможным передать один из вывезенных вами с островов Паутоо Сиреневых Кристаллов другим организациям для дальнейшего изучения?

— Доктор Ямш, я нахожу вашу мысль несомненно правильной. Феномен обязательно должен быть изучен самым доскональным образом. Именно этим и продолжает заниматься институт Ченснеппа. Однако прервать исследование, для того чтобы передать кристалл в другие руки… Это, знаете ли, как-то неудобно…

— Но у вас два кристалла.

— Нет, доктор, у нас один кристалл, и двух никогда не было.

— Странно. Мы хорошо знакомы с материалами Ивана Александровича Вудрума. В них совершенно определенно упоминается о двух кристаллах. Кроме того, о кристаллах, сиявших в ночи, как два глаза божества, говорится и в храмовых записях Буатоо.

— Мне об этом тоже известно, и вместе с тем, смею вас заверить, в нашем распоряжении только один кристалл по той простой причине, что мне при изучении заброшенного храма удалось найти только один кристалл.

— Мы были бы вам признательны, профессор, если бы вы продемонстрировали нам содержимое Золотой Ладьи, некогда принадлежавшей нашему знаменитому соотечественнику Преойто. Никто из нас не видел силициевых зародышей. Они известны нам только по описаниям и фотографиям профессора Вудрума.

Все оживились, увидев, как Асквит потянул к себе коробку с Ладьей, но он, ловко нажав невидимую кнопку, открыл золотую лодочку и продемонстрировал, что она пуста.

— Я не считал, господа, возможным подвергать излишнему риску столь ценную реликвию и оставил зерно в лаборатории Таркора.

— Еще один вопрос, — уже гораздо суше продолжал ректор. — Вы не находите приемлемым обмен сотрудниками с целью улучшить взаимную информацию? Мы готовы принять в лабораторию, руководимую Юсгором, кого-либо из ваших сотрудников, с тем чтобы кто-то из наших ученых смог отправиться в лабораторию профессора Родбара.

— Я должен согласовать этот вопрос с господином Ченснеппом.

— О, разумеется, разумеется, профессор. Мы будем ждать этого решения и, если оно будет положительным, с удовольствием примем у себя в Макими вашего сотрудника.

Мы с Мурзаровым переглянулись. В чем, в чем, а в допуске наших работников в Таркор Асквит, конечно, был меньше всего заинтересован. О наших делах он знал куда больше, чем мы о его.

Чем дольше продолжался обмен мнениями, тем больше мы убеждались в непоколебимости Асквита, в его намерении не уступить ни по одному пункту и настойчивом желании заполучить для Таркора плазму. Мурзаров прямо задал вопрос, будет ли передана в Макими какая-то часть зародышей, и представитель Ченснеппа ответил, даже не сославшись уже на необходимость