Агасфер. В полном отрыве - Вячеслав Каликинский

– Последний тост, господа! Предлагаю еще раз выпить во здравие его императорского величества, его супруги и всего монаршего семейства! Ура!

Грянувшее ответное «Ура!» гостей заглушило перезвон сдвинутых бокалов.

– Его императорское величество ждут государственные дела, господа! – снова рявкнул Трепов.

– Да, к сожалению, – кивнул Николай. – Был рад видеть вас. Спасибо, братцы!

Поставив свой бокал, Николай повернулся и в сопровождении генерала Трепова быстро направился к выходу. Вслед за ним, дожевывая на ходу, на выход с явной неохотой потянулись и приглашенные.

– Александр Иванович! – окликнул вернувшийся в Сиреневый зал Трепов главу Союза доктора Дубровина. – Погоди-ка, разговор есть!

Дубровин с юных лет был ярым монархистом, искренне любил династию Романовых и столь же искренно ненавидел смутьянов и революционеров, смеющих покуситься на основы и сами принципы самодержавия в России. Военный врач, позже известный в Петербурге доктор-педиатр и чиновник медицинского департамента МВД, Дубровин всегда был активным участником возникшего движения для отпора революционным течениям любого рода. В сентябре 1901 года он без колебаний вступил в ряды одной из первых черносотенных организаций – «Русского собрания».

Возмущенный пассивностью его учредителей, доктор вскоре создал собственную право-монархическую организацию – Союз русского народа. Дубровин остро ненавидел евреев, считая их основной движущей силой революционных событий в России. Витте, женатый вторым браком на еврейке, был для Дубровина и его приспешников одним из самых ярких символов «либерального мракобесия», толкающего Россию к распаду и «конституционной пропасти».

Остановленный окликом Трепова, Дубровин с надеждой поглядел на грозного для многих (но не для него) генерала. Царское приглашение на «интимный» обед глава СРН рассматривал как прелюдию для пополнения кассы Союза, весьма оскудевшей в борьбе с революционерами и «жидовней». Однако обед кончился, а разговор с монархом на финансовую тему так и не состоялся. Может быть, государь поручил поговорить о деньгах в поддержку своих преданных сторонников Трепову?

– Пусть они уходят, – генерал мотнул роскошной шевелюрой в сторону приостановившейся без своего вождя депутации. – А вас, господин доктор, я попрошу пройти в мой кабинет…

Уведя Дубровина в отведенные ему во дворце апартаменты, генерал без промедления, по-солдатски, приступил к делу:

– Александр Иванович, мне показалось, что вы покидали Сиреневый кабинет с разочарованным лицом. Отчего бы это?

– Я буду откровенен, Дмитрий Федорович: мои люди, и в первую очередь я сам ожидали не столько моральной, сколько материальной поддержки нашего общего дела. Однако, к сожалению…

– Деньги, господин доктор, надобно зарабатывать! – прервал его генерал. – И не газетной визготнёй в «Московских ведомостях»[176], а конкретными делами! А что делаете вы?! Акцию в «адскими машинами»[177] ваши люди не только провалили, но и начали каяться в содеянном в иностранных газетах! Скажите спасибо мне: поверьте, стоило большого труда уговорить начальника подчиненной мне петербургской охранки полковника Герасимова запутать дело и спустить его на тормозах!

– Но в этом деле был замешан только один человек из нашего Союза, некто Казанцев, – попробовал возразить Дубровин. – Двух других исполнителей из негласной агентуры подобрал сам полковник!

– М-м-молчать! – рявкнул по-медвежьи Трепов. – Оба хороши!

Отодвинув с презрением рюмку, генерал набухал водки в винный бокал и залпом выпил, бросил в рот дольку лимона. Несколько успокоившись, он мирно продолжил:

– Извините, Александр Иванович: нервы-с… Не будем поминать старое. Днями Витте отбывает в Америку на переговоры. Государь подозревает, что он воспользуется этой поездкой, чтобы опубликовать или спрятать за границей свой грязный пасквиль[178]. В общем, доехать он не должен, господин доктор!

– Но… Государь, направляя этого жидовского покровителя со столь высокой миссией в Америку, не только совершает большую ошибку, но и провоцирует Витте на эту публикацию!

– Кто вы такой, чтобы критиковать императора? – снова загремел Трепов. – Государь не может поступить иначе, это тактический ход. Недавно он приватно признался мне, что терпел и терпит этого субъекта по чисто тактическим соображениям. И заявил, что его терпению, кажется, пришел конец! Привлекать к этому делу полковника Герасимова на сей раз я не желаю: я не доверяю его продажной агентуре. Если же Витте удастся заставить замолчать с помощью ваших людей, господин Дубровин, то даже в случае провала общество сочтет сей «акт возмездия» вполне логичным и закономерным. И не теряйте времени: Витте выезжает из Петербурга девятого июля. Сначала в Париж, где ему предстоят переговоры с тамошним правительством, а тринадцатого июля пароходом «Вильгельм Великий» в Нью-Йорк.

– А его охрана?

– Насколько мне известно, он едет без охраны, берет с собой только старого камердинера и секретаря. До Шербурга[179] его сопровождает супруга: они везут с собой внука, которого должны передать в Париже дочери, вышедшей замуж за графа Нарышкина.

– Дорогое удовольствие, – покашливая, заметил Дубровин. – Между тем, как я уже говорил вашему высокопревосходительству, наша касса пуста…

Генерал, позвенев ключами, отпер потайной ящик бюро и бросил на колени Дубровину две плотные пачки купюр.

– Здесь достаточно, чтобы добраться до Америки и обратно двум исполнителям, господин доктор. Мне кажется, что лучше всего будет сделать это где-нибудь подальше от России. После Берлина, например, где-нибудь на вокзале. Как говорится, концы в воду, – хохотнул Трепов и тут же построжел. – В случае удачи ваши люди получат еще столько же. Ну а если нет – клянусь, вы пожалеете, что взяли эти деньги, господин Дубровин.