Генерал Ермолов - Владимир Лесин
Шрифт:
Интервал:
До Кавказских гор эта весть еще не дошла. Наши герои занимаются обычным делом, то есть изнывают от безделья, и готовятся к очередной экспедиции против горцев. 7 декабря 1825 года А.С. Грибоедов писал С.Н. Бегичеву: «Пускаюсь в Чечню, Алексей Петрович не хотел, но я сам ему навязался. Теперь это меня несколько занимает, борьба горной и лесной свободы с барабанным просвещением, действие конгревов [английских ракет]; будем вешать и прощать и плевать на историю.
Насчет Алексея Петровича объявляю тебе, что он умнее и своеобычнее, чем когда-либо. Удовольствие быть с ним покупаю смертельною скукою во время виста, уйти некуда, все стеснены в одной комнате; но потом за ужином и после до глубокой ночи разговорчив, оригинален и необыкновенно приятен. Нынче, с тех пор как мы вместе, я еще более дивлюсь его сложению телесному и нравственному. Беспрестанно сидит… окружен глупцами и не глупеет».
Как видно, восторженное отношение циничного Грибоедова к Ермолову все еще не прошло. Напротив, усилилось. О чем говорили «за ужином и после до глубокой ночи», понятно. А вот кто отстаивал какую позицию, из письма не видно.
Вечером 13 декабря 1825 года Ермолов, начальник штаба Кавказского корпуса Вельяминов, российский поверенный при персидском дворе Мазарович и другие находились в станице Екатериноградской на Тереке. Грибоедов читал им только что оконченную комедию «Горе от ума». Разошлись поздно. Не успели расположиться на ночлег, как явился фельдъегерь из Петербурга с известием о смерти Александра I.
Некий офицер Грузинского корпуса, вызванный к главнокомандующему, с которым довелось побеседовать историку Михаилу Петровичу Погодину, застал его в постели со слезами на глазах. «Скончался мой благодетель», — сказал он и распорядился срочно отправить фельдъегеря в Тифлис с повелением приводить к присяге императору Константину войска тамошнего гарнизона.
Поутру 14 декабря присягнули на верность новому императору все войска Кавказского корпуса, ожидавшие приказа выступить в Чечню. А в Петербурге в этот день одни клялись на верность Николаю, а другие, спровацированные Милорадовичем, пытались помешать этому, поставив ничего не понимающих солдат под пули и картечь правительственных войск.
Получив известие о вступлении на престол великого князя Константина Павловича, Алексей Петрович сообщил об этом в Тегеран. Фетх-Али-шах ответил, что известие о кончине императора Александра I он воспринял «как вихрь, разносящий пыль горести в цветник души», а вступление на престол нового императора — «как зефир радости, освежающий садик приятной весны». Правитель Персии сразу же отправил в Тифлис мирзу Мамед-Садыка для переговоров о разграничении земель, надеясь, что новый царь будет более сговорчив.
Генерал-лейтенант Вельяминов, которому наместник поручил вести переговоры, обещал донести требования персиян до министра иностранных дел Нессельроде. Что же касается вопроса об уступке каких-либо провинций, отошедших по Гюлистанскому миру к России, генерал Ермолов не может присвоить себе права, принадлежащие исключительно императору. Вот как начальник штаба корпуса мотивировал свою позицию в письме в Тегеран:
«Таковое присвоение всеми законами в мире признано преступлением, и я бы почёл себя слишком виноватым перед вашим величеством, если бы мог когда-либо подумать, что вы будете требовать от генерала Ермолова измены своему государю. Великим монархам таковые требования несвойственны».
После столь категоричного ответа шах решил отправить посольство в Петербург. Отказать ему в этом Алексей Петрович не мог. Поэтому поручил Вельяминову сообщить персидскому правительству, что по случаю кончины императора Александра I при дворе объявлен продолжительный траур, в течение которого никакие дела в министерствах рассматриваться не будут, тем паче новым государем. А по завершении его посол соседней великой державы, конечно, будет принят соответственно его сану.
Восстание в столице было подавлено. М.А. Милорадович, вызванный из-за утреннего стола танцовщицы Е.А. Телешевой, вынужден был призвать солдат к порядку. Его пламенную речь прервал выстрел декабриста П.Г. Каховского. Трудно сказать, чем бы кончилась для него эта авантюра, останься губернатор жив. Не исключено, что он составил бы компанию на эшафоте П.И. Пестелю, К.Ф. Рылееву и их товарищам. А может, следствие пошло бы по совершенно иному пути. Кто знает…
Манифест о восшествии на престол Николая Павловича Алексей Петрович получил в походе. Допустив ошибку в первый раз, он не стал спешить с присягой новому императору, чтобы снова не попасть в щекотливое положение. Эта задержка породила ряд нелепых слухов. Говорили, будто генерал Ермолов со своим Кавказским корпусом идет на соединение с мятежниками. Естественно, слухи не подтвердились.
Опытный полководец не мог не понимать, что любая его попытка развернуть наступательные действия против правительственных войск обречена на неудачу. Впрочем, у него и не могла возникнуть такая мысль.
Вскоре фельдъегерь Дмитриев привез на Кавказ известие об отречении Константина Павловича и восшествии на престол Николая I. Он застает главнокомандующего в окружении ближайших сотрудников, в сюртуке, раскладывающим пасьянс. Ермолов принял бумаги от курьера и передал их находившемуся рядом адъютанту.
— Читай, — сказал генерал, продолжая раскладывать пасьянс.
Когда адъютант дочитал до того места, где было сказано, что новый император во всем будет следовать за Александром Благословенным, как тот в свое время обещал подданным руководствоваться «законом и сердцем» бабки Екатерины, Ермолов сострил:
— Одолжил, нечего сказать.
Остроту эту в Петербурге истолковали по-своему. К тому же присяга Кавказского корпуса задерживалась» Удивлялись, что «кавказцы» так скоро поклялись на верность Константину, а теперь вот тянут. Призвали Дмитриева, стали расспрашивать, как Ермолов воспринял манифест о восшествии на престол Николая I. Фельдъегерь рассказал, как было дело. Здесь начало всех последующих проблем главнокомандующего.
«Полагали, что Ермолов участвовал в заговоре 14 декабря, что он окружен неблагонамеренными лицами и проч. Тотчас же послали арестовать правителя его канцелярии Грибоедова и адъютанта Воейкова. Оба эти лица сидели на гауптвахте Главного штаба с Липранди, которому и рассказали, как было дело», а тот от третьего лица позднее поведал нам эту историю, а я вам, мои читатели.
Ермолов с корпусом присягнул на верность Николаю Павловичу почти на две недели позднее, чем Петербург. Если вычесть время, затраченное фельдъегерем на преодоление расстояния от Северной столицы до Екатериноградской станицы, то промедление составит несколько дней, минимум трое или четверо суток. О чем так долго размышлял главнокомандующий? Неужели ожидал от членов тайных обществ сигнала к выступлению, как писали некоторые историки движения декабристов и биографы полководца? Не думаю. Надеялся еще получить сообщение о согласии Константина принять престол? Возможно, но нет доказательств, как нет и основания считать проконсула Кавказа участником заговора графа Милорадовича, о котором Владимир Брюханов написал аж две прекрасные книги. О, если бы все авторы были математиками, как он, а не историками!
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!