Коровы - Сергей Евгеньевич Акчурин

— Понятно, кого, — предположила Мария-Елизавета серьезно, без всякой язвительности, чуждой скотскому мышлению: — Родит рогатого верблюжонка или горбатую телку или бычка…

— Пастух говорил, — вспомнила Антонина-гадалка, — что в Божественном стаде, в отличие от проекционной иллюзии, смешение видов четырежды невозможно…

— Вы, телки, познаете возможность или невозможность чего-то, — отозвался Пастух, — постепенно, следуя по столбам, причем даже для нас, Пастухов, многое изменяется на ходу по воле Создателя и желанию Намерения, а также благодаря проникновению на плоскость несуществующего искаженного, степень проникновения которого я с вами еще серьезно не обсуждал, так что смешение верблюда с коровой, говоря языком быка Иллюзора, вероятно-возможно, и допустить вероятность подобного я могу… Пару кругов назад, например, я и слыхивать не слыхал о каких-то там собчаках или о праздно шляющемся Оно… Кстати, о жеребцах: здесь что же, побывало Оно?

— Да, Пастух, — призналась Джума, — в числе двух голубых жеребцов и шести розовых пони — заправиться синей травой, что, оказывается, они делают регулярно…

— А вот и соблазн, о котором я говорил, вот и источник блажи, вызвавший появление этой травы — праздношатающееся Оно! Значит, виноваты не вы, пусть так, но, тем не менее, где тринадцать недостающих беззвездных и неопределенных голов?!

— Они, Пастух, канули в никуда в самый разгар веселья, их соблазнила производная третьего рода: одна из пони сказала, что будущее за ними и что потом в Оно могут и не принять… на это наши подруги и клюнули, — сообщила Антонина-гадалка.

— Мария-Елизавета, — сказала Джума, — тоже наелась ягод и подружилась с одной из розовых пони, но никуда не исчезла…

— Я — стойкая, — сказала Мария-Елизавета, — первородной Божественной сущности не изменю никогда, я так, просто поразвлекаться, меня совсем не тянет в Оно, я — правильная корова.

— Пастух, — вмешалась тут Роза, — я помню точно: как только закрутилась вся эта карусель, Рябинка вместе с Малинкой фыркнули, ушли к водопою одни и больше не возвращались…

— Ну, значит, — сделал вывод Пастух, — это и был их сход, как беззвездных, с очередного первого круга; что же, похвально — не изменили Божественному началу… И все же одиннадцать недостающих… надо бы поискать, возможно, кого еще и спасем… — и Пастух направился к тому выходу, который был растоптан и расширен скотиной и вел к водопою.

68. Исчезнувшие

Покинув поляну, казавшуюся теперь мрачным, зловещим местом, телки, испытывая просто невыносимую жажду после синей травы, надолго задержались у лужи, втягивая и втягивая в себя воду, как какой-то нектар, а потом, вроде немного набравшись сил, вышли, пошатываясь и спотыкаясь, к очередному столбу на дороге, откуда Пастух уже разглядывал стайку очень маленьких, совсем уж игрушечных розовых пони, маячивших почти на границе предела коровьего видения, то есть так далеко, что для телок стайка эта сливалась в единое розовое пятно — возле дерева с конусной кроной, одиноко торчавшего на безликой черно-бурой поверхности.

— Сметанка — раз… Солдатка — два… — совершенно необъяснимо для телок определял Пастух имена исчезнувших особей, составляющих теперь это розовое пятно. — Копейка — три… Дуреха — четыре… Куролеска — пять… Стрекоза — шесть… Горчица — семь… Буянка — восемь… Ромашка — девять… Лисичка — десять… Что же, понятно, попарно… Остановили плодоносящее свое движение по плоскости и превратились в Оно… Нет, уже не вернуть… Нет! Вижу одиннадцатую — Кувшинку! Нечетная группа, а это уже полный разврат!.. Докатились!

— Пастух, — удивилась Джума, — а как же вы различаете их, если они все одинаковые, к тому же переменившие парнокопытность на непарнокопытность?

— Я, Джума, Пастух, приставленный к сущностям, а не просто к скотине, и своим Пастуховским чутьем вижу сейчас, выражаясь проекционно, не только преобразившихся телок, но и их изначальную суть, которую, как они думают, они изменили для будущего праздношатанья и ничегонеделанья, — но такого в Божественном стаде постоянно не существует, производная третьего рода — величина лишь момента движения и неопределенного состояния, поскольку, как я говорил, никаких знаков в отношении этого рода недосягаемый разум пока что не подавал…

— Да, Пастух, — сказала Антонина-гадалка, — я удивляюсь: а как же тогда эти самые судьбы, исходящие из промежностных черт… ведь это сейчас что-то совсем другое, с совершенно другим, Пастух, свойством этого самого нашего «Му»…

— Судьбы, начертанные коровам, — ответил Пастух, — никаким ныряньем в проекционное никуда и возвращением из ниоткуда скотиной другого вида не переменишь, и все, чему вы оказались свидетелями и участниками, касается только вашего момента движения, в двойниках же этих пропащих телок, следующих позади, в будущем, в полной мере сохранится все то, что было заложено в них при появлении на свет, — так что все они были просто обмануты блажью производной третьего рода иллюзорно-реального направления, которая, в свою очередь, была втянута в эту историю несуществующим искаженным этого самого направления, проникшим на плоскость и пока что не узаконенным, но и почему-то не стертым… Но я уже на первых столбах говорил, что в стаде появляется иной раз совершенно никчемное, но с тем же существенное, и мы, Пастухи, не зная причин и видя только последствия, не вправе истолковывать эти явления, поскольку мы ничего ровным счетом не знаем о великом смысле всего… Итак, слушайте, делаю вывод: беззвездные Овсянка с Ириской тут же занимают освободившиеся места неопределенных Буянки с Лисичкой, перешедших в Оно, и станут после первого круга коровами — вот и стечение звезд!.. Ты, Марта, лишаешься должности главной коровы в любое мое отсутствие, если такое еще наступит, и степень доверия к тебе — нулевая… Беззвездные Рябинка с Малинкой, ушедшие от соблазна и не изменившие Божественному началу, на следующий, очередной первый свой круг вступят по разному: Малинка — сразу определенной, Рябинка же хоть и останется все той же беззвездной, но будет объявлена свободнопасущейся телкой, и в состоянии этом, не требующем от нее прохождения столбов в гурте, да и вообще исполнения каких-либо обязанностей, будет спокойно дожидаться превращения турихи Дарьи в звезду, которой и воссияет на плоскости как новая сущность — о чем я говорил Рябинке на двадцать третьем столбе… Анна пойдет до нулевого столба без венка, как простая корова — это позор для избранной сущности… Таньку-красаву, наверняка теперь помраченную столкновением с будущим, специально приставленный к ней Гуртоправ доведет все же до нулевого столба, поскольку реальность происходящего она под сомнение не ставила и ощущала себя полноценной скотиной, но сразу же при появлении на круге втором за недопустимую связь телки с верблюдом она отправится в Загон для сумасшедшей скотины на исправление мозгов; если же выяснится, что связи не